Антология сатиры и юмора России XX века. Том 6. Григорий Горин
Шрифт:
Петр (заглянул в записку). „Майне либе Кетхен! Майне вундершойн Медхен…“ Что это? Стихи, что ль?
Ягужинский. Не берусь судить… Я по-немецки не очень.
Петр (вглядываясь в записку, что-то бормочет по-немецки). „…унд кюссен, – „целую“ значит, – зих ихре цартхайте халз“… Что за „цархайте халз“?
Ягужинский. „Твою нежную шею“… По словарю сверял.
Петр (гневно). Смотри, Паша! С огнем играешь… Ты зачем эти записки мне принес? Может, он и не посылал их вовсе?
Ягужинский.
Петр (смял записки). Не верю! Все вы, сукины дети, царя обманываете, но чтоб и Катя? Не верю! Что у ней до меня было, того, считай, не было. При мне живом – ничего нет и не будет!! Это Монс, подлец, специально подстроил, чтоб, если на взятках царице попадется, отступного требовать… Где он? Вези к нему!!
Ягужинский. Я его уже сюда доставил. Только сам допроси, государь. Тет на тет. Без свидетелей. Чтоб даже я не знал…
Петр. Ишь какой! Все вокруг царя вьетесь, а как ему трудно – пусть сам выкручивается? Будешь свидетелем! За то тебе прокурорское жалованье плачу! Кто еще про эти письма мог знать?
Ягужинский. Ванька Балакирев. Он на посылках был, цидульки разносил… Но, думаю, не читал… Вроде парень честный.
Петр. На дыбе проверишь!! А сейчас – приведи Монса!
Ягужинский быстро выходит. Петр молча сидит, уставившись в одну точку.
Где-то далеко шуты запевают протяжную песню…
Сопровождаемый Ягужинским, появляется Монс. Он не замечает Петра.
Ягужинский. Сюда, пожалуйте, Виллим Иванович! Проходите, не опасайтесь.
Монс. Опасаться следует вам, сударь! О вашем самоуправстве немедленно доложу государю, как только представится случай!
Ягужинский (с улыбкой). Представится, Виллим Иванович! Непременно представится! (Улыбается.)
Монс (резко). И вот уж улыбок ваших бессмысленных, Павел Иванович, я более терпеть не намерен! Вам это не личит, поскольку для шуток потребна свобода мышления, а вы сим качеством не обладаете!
Ягужинский. Да уж извините, Виллим Иванович… Я уж и стараюсь улыбку сдерживать, да не всегда выходит… А покуда обернитесь, голубчик, с вами поговорить хотят…
Монс. Кто еще? (Резко оборачивается.)
Петр подходит к Монсу, долго смотрит ему в глаза. Монс не выдерживает взгляда, неожиданно падает в обморок. Петр устало опускается на стул, быстро подставленный Ягужинским.
Петр. Вот ты ничего лишнего и не услыхал, Паша! Верно?
Ягужинский. Нет, государь. Спасибо тебе!
Появляется Екатерина с двумя стаканами чая.
Екатерина. Я тебе, Петруша, сюда решила принесть… (Осекается,
Петр. Спасибо, мутер! Горло пересохло… Садись! Выпьем с тобой чайку!
Ягужинский быстро ставит второй стул. Екатерина садится напротив. Несколько мгновений они молча пьют чай над распростертым на полу Монсом.
Где-то далеко шуты запевают унылую песню.
Петр. Чего-то скуплю они поют… Паша? Сходи! Попроси, чтоб повеселей…
Ягужинский. Непременно, государь… И опять спасибо тебе. (Быстро уходит.)
Екатерина (испуганным шепотом). Чего со мной теперь будет?..
Петр… Письма твои, Катя, всегда любил читать… Неграмотно, и каракули вроде по-русски рисовала, а уж так-то потешно получалось…
Екатерина. Казнить надумал?..
Петр… „Гораздо о тебе скучаю, друг мой сердечный Питер… Пожалуй в забвение нас не учини, к нам пребывай али забирай к себе…“ (Усмехнулся.)
Екатерина. Не говори сейчас так, Петя. Скажи по-другому… Как умеешь! „Блядва! – скажи. – Сука!“
Петр. Нельзя! С царицей на Руси так не разговаривают!
Екатерина (кричит). А ты порви завещание! Прошу тебя, Петя! Сделай милость, сам живи да царствуй!
Петр. Я мертвый уже, Катя. Неужто не видишь?
С шумом и песней врываются шуты. Впереди Балакирев.
Шуты (поют).
Ой, судари-судари Ой, дури-дури-дури! Как на елке, на ели, Пташки свадьбу завели, На самой на макушечке, Венчались две кукушечки!Ягужинский (подошел к Петру, тихо). Балакирева когда брать?
Петр. Ну не сейчас же… Экий ты жестокий, Павел! Пусть допоют…
Балакирев и шуты (поют).
Заплетается язык, Языкнулся заплетык! Говорят, мол, в бабах худо. В девках хуже и того: Повернешься с боку на бок – Рядом нету никого… Ой, судари-судари! Ой, дури-дури-дури!..Шуты запевают протяжную песню про то, что от сумы и тюрьмы в России зарекаться нельзя. Песня сопровождается аккомпанементом кандального перезвона.