Антология советского детектива-11. Компиляция. Книги 1-11
Шрифт:
— Инспектор МУРа. Показать удостоверение?
— А как же! — Она взглянула на мое удостоверение. — И что вы от меня хотите?
— Зачем так официально? Мы только что были на «ты». Почему нас фотографировали?
— Я тоже хотела бы знать!
К нам одновременно подошли американец и Хмелев.
— Познакомься, это мой друг Саша, — сказал я Лине.
Она, в свою очередь, познакомила нас с американцем. Его звали Максом.
— Парни, надо выпить, как у вас говорят, за знакомство, — сказал он.
— Да иди ты со своей выпивкой! — сказала Лина по-русски, слезла с табурета
— Займи гостя, — сказал я Хмелеву.
— Здесь довольно приятная обстановка, не правда ли? — сказал он Максу по-английски.
Начало светскому разговору положено, усмехнулся я.
— Так ты не знаешь, почему нас фотографировали? — спросил я Лину на эскалаторе, поднимающем нас на второй этаж.
— Не знаю. Наверно, хотели подставить меня или тебя. Подонок! Я ему покажу! У вас есть претензии ко мне? Только без вранья.
— Нет, претензий нет, есть только вопрос. Ты по собственной инициативе пригласила меня на танец или…
— Конечно, или! Я мужиков не приглашаю. Слава богу, пока еще приглашают меня. Этот подонок Боб, фарца несчастная, уговорил меня. Знала бы я зачем!
— А его кто надоумил?
— Откуда я знаю? Я была пьяна. Подожди меня здесь. — Она вошла в ресторан.
Лина вернулась с парнем, который нас фотографировал. Парень, увидев меня, съежился.
— Испугался, подонок! — Лина сумкой ударила его по голове. — Я тебе глаза выцарапаю, фарца несчастная!
Я не стал бы ей мешать, если бы не вопросы, которые хотел задать парню.
— Вам придется поехать со мной, — сказал я, сунув ему под нос удостоверение.
Роберт Мухин, которого дружки называли на американский лад Бобом, был счастлив, что его забрали в милицию не за спекуляцию валютой — мы не имели оснований для этого, слухи не доказательство вины, — а по такому пустяковому и безобидному поводу, как фотографирование в ресторане. Конечно, он знал, что ничего или почти ничего противозаконного в его действиях нет, и с улыбкой рассказал, что Фалин, указав на меня в ресторане, предложил ему сто рублей за снимки и негативы, на которых буду изображен я с какой-нибудь пикантной девицей. Мухин спустился в бар, где пикантных девиц было полно, и остановил выбор на Лине — Долларе. Знал ли он, что фотографирует сотрудника милиции? Мухин клятвенно заверил нас, что не знал. Он решил, что фотографирование связано с любовной историей. Откуда он знает Фалина? Где-то когда-то кто-то познакомил его с ним. Почему он согласился на предложение малознакомого человека? Соблазнился деньгами. Сто рублей на улице не валяются. Такие деньги за несколько снимков! Пленку и фотобумагу «Кодак» приходится покупать в «комке», то есть в комиссионном магазине, по бешеным ценам, а фотография — его страсть.
Мы отпустили Мухина.
— Пусть Лина — Доллара с ним разделается, — сказал я Хмелеву, когда остались вдвоем в нашем кабинете на Петровке.
— Опять Фалин! — сокрушенно сказал он. — Кто кого преследует? Ты его или он тебя? Я бы его арестовал.
— Опять торопишься? У нас нет доказательств. Пока одни мелочи. Все. Давай
В темноте мы молча отдыхали на своих стульях час. Нам предстояло задержать Аспирина. Кто знал, сколько времени придется провести в засаде.
Шли четвертые сутки операции. Аспирин не появился. Засаду пришлось снять. Мы пребывали в унынии. Утомленные недосыпанием, раздраженные неудачей, мы плохо соображали, но не настолько, чтобы не понять: расследование забуксовало. Колеса крутились, а никакого движения не было.
Самарин хмурился, но недовольства не выражал, жалел нас.
Миронова уехала в Архангельскую область.
Фалин затих.
Стокроцкий, Маркелов и Шталь работали, ходили друг к другу в гости, словом, жили как тысячи москвичей.
Спивак все еще был в отпуске и большую часть времени проводил с сыном.
Черт возьми, как будто не убивали Игнатова, как будто его вообще не было, никогда.
Где-то находился Аспирин. Где-то прятался от закона Кобылин по кличке Картуз.
Якушев пребывал в состоянии полнейшей апатии, из него нельзя было вытянуть слова.
Рудик, который на первых порах все отрицал, на последнем допросе рассказал даже то, о чем его не спрашивали. Но он не знал, кто такой Игнатов.
Козявка — Ильин исчез. К родителям, в Ригу, он не приехал.
Остальные соучастники Якушева по квартирным кражам меня не интересовали. Они интересовали Бестемьянова.
— Что будем делать? — спросил Хмелев.
— Спать, — ответил я.
Мы собирались разъехаться по домам, когда позвонил Бестемьянов. В отличие от нас он находился в приподнятом настроении, был весел и бодр.
— Козявка пожаловал к нам с повинной, — сказал он. — Не хотите взглянуть?
— Ну их всех! — сказал Хмелев.
Я пошел «взглянуть» на Козявку один.
Увидев меня, он встал. Мальчик в половину моего роста. Круглое детское лицо. Но глаза взрослого человека, безмерно перепуганного.
— Сидите, — сказал я.
Он сел на стул у стены. Рядом на другом стуле лежал полиэтиленовый пакет с сухарями.
— С собой принес, — усмехнулся Бестемьянов. — В последний момент он, оказывается, передумал лететь в Ригу, сдал билет и уехал на поезде, но не к родителям, а в Кисловодск с однокурсником. У того родня там. Возвратился сегодня, узнал про аресты дружков — и к нам. Правильно говорю, Михаил?
Ильин, судорожно сглотнув слюну, кивнул.
— Гражданин майор спросит тебя кое о чем. Ты уж будь любезен, не подведи меня. Говори начистоту, как обещал. А потом мы с тобой пойдем к следователю.
Ильин снова кивнул.
— Фалина знаете? — спросил я.
— Знаю. Сволочь он, гад! — Голос у Ильина оказался тонким. — Это он втянул Саню Якушева в преступления.
— Вас тоже?
— Я-то что?! Саню жалко. Он страдал, хотел отделаться от этой сволочи и никак не мог. Влип в одну историю, в другую, и пошло-поехало. Выхода уже не было. Барахтался как карась на крючке. Что мы с Саней не придумывали! Меняли квартиры, скрывались. Везде, гад, находил. А я влип, потому что любил Саню. Куда он, туда и я. Я и на кражи пошел из-за Сани.