Антология советского детектива-38. Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
– Ты, Виталий, в последнее время напоминаешь мне белую мышь, - проговорил Одинцов.
– Есть немного, - неожиданно согласился Гусаров.
– Сам чувствую.
Одинцов хмыкнул. Готовность, с какой откликнулся Гусаров на нелестное замечание хозяина, говорила о том, что юрисконсульт управления ждал случая, чтобы обсудить вопросы, которые его тяготили. Одинцов не очень охотно шел на откровенность. Старая тактика. Он перекладывал на Гусарова ответственность за многие решения из двух соображений. Во-первых, Гусаров и один способен был разобраться во всем. Во-вторых, он, Одинцов, в острой ситуации мог сказать, что был не в курсе дел, и уйти от ответственности. Доверие Серафима поначалу льстило Виталию Гусарову,
Как бы там ни было, сегодня Одинцов от него не увильнет - Гусаров был в этом уверен.
Ветер прижал Наталью к стене дома, парусил куртку, трепал волосы, выжимал слезы из глаз. Хорошо, что она надела брюки, а не то совсем бы замучилась. И откуда что взялось: с утра была хорошая погода - и вдруг такая перемена.
В прострелах между складскими ангарами темнело море. Ветер гнал по нему белые морщины.
Наталья прождала уже полчаса и совсем закоченела. Иногда, когда становилось невтерпеж, она заходила погреться в узкий коридор проходной. Злой и шумливый вахтер в старой флотской фуражке и пожарной брезентовой робе, из-под которой виднелся линялый матросский тельник, тотчас заприметил Наталью.
– Велено не пропускать посторонних!
– кричал он, узнав, что у Натальи нет пропуска.
– Так каждый будет ходить, а ценностей на мильён.
– Да ладно тебе, дед.
– Наталья озорно стрельнула глазами.
– Какие у вас там ценности - не склад ведь!
Вахтер встрепенулся. Как он мог вытерпеть подобную несправедливость! Жилистая его шея вытянулась и покрылась пупырышками, как у старого индюка.
– Выдь-ка из дверей!
– приказал он.
– А то вызову дежурного, он тебе покажет. Ишь какая краля! Разрисовалась, точно кукла, и думает - я ей все ворота отопру. Выдь-ка!
Наталья не стала спорить…
Проходивший мимо молодой человек, узнав, что Наталье надо попасть к управляющему, предложил выписать пропуск на свой отдел. Наталья отказалась: вахтер сразу заподозрит липу и поднимет шум - вон как зыркает «боцман». Молодой человек появлялся несколько раз с деловым и озабоченным видом, потом привел приятеля, и тот сказал, что управляющий почти никогда не задерживается после окончания рабочего дня. Аккуратен - хоть часы по нему проверяй. Наталье показали автомобиль управляющего. Черный, широколобый, с дымчатыми стеклами. Машина иностранной марки.
Если бы не ветер, все было бы в порядке. Когда вахтер чересчур расшумелся, Наталья решила позвонить секретарю управляющего, чтобы ей спустили пропуск, но передумала.
Так она и стояла, держа под прицелом черный лимузин. И мысли ее были сумбурными, неточными.
С тех пор как Лера рассказала ей историю Клямина, Наталья жила в оцепенении. Сам факт недавней близости Леры и Клямина чем-то огорчал ее. В первые минуты она казалась себе обманутой. Ее воображение вылепило Клямина как человека, словно бы отсеченного от прошлого и будущего. Он мог принадлежать только ей. И если этого не произошло, если он отверг ее дочерние права, то как же он может отдавать кому-то тепло своих чувств! Пусть иное, чем требовала она, но все-таки тепло. Она держала в памяти Клямина только как свою собственность…
А Лера в тот раз проговорила с ней все утро.
Чем можно объяснить такую бурную откровенность? Вся жизнь Клямина разворачивалась перед Натальей. Его одиночество, тоска, стремление иметь близких людей. И в то же время он виделся ей как человек, раздираемый противоречиями, несчастный, гордый и легкомысленный. Перед глазами Натальи вставали образы его друзей, собутыльников и женщин. «Ты должна узнать о нем все, Наташа, - говорила Лера.
– И лишь потом решить для себя, принять ли его или забыть. Он всегда казался мне человеком, по которому скучает тюрьма. И в то же время нередко я видела в нем благородство, и сердце мое разрывалось…»
В
В конце концов Лера рассказала все, что ей стало известно прошлой ночью. Рассказала робко и торопливо, словно это был ничего не значащий эпизод в бурной жизни Клямина. «Как? Должны арестовать?
– немея, переспрашивала Наталья.
– За чужие дела? Но это же подло, гадко…»
И теперь, когда основное было сказано, Лера легко и подробно рассказала о Серафиме Куприяновиче Одинцове, о его неблаговидных делах, упомянула о горбоносом Михаиле. Взволнованная, разгоряченная, она обрисовывала мельчайшие эпизоды и ситуации, о которых Клямин ей когда-то рассказывал, не придавая им значения. Для него это были всего лишь занимательные случаи. Сам он о них вскоре начисто забывал. Все это всплывало в воспаленной памяти Леры и жадно впитывалось в память Натальи. Им казалось в ту минуту, что обладание тайнами Серафима и его людей дает возможность повлиять на ход событий. Вдвоем они как бы готовились взять на себя право судить. И даже много повидавшая на своем веку Лера в слепой жажде мести за близкого человека теряла чувство реальности. Она роняла в неопытную душу Натальи зерна уверенности в том, что можно добиться справедливости открытым и смелым разговором. Однако спустя какое-то время, вдоволь насладившись своим воображаемым могуществом, Лера сникла. Как-никак она тоже была частицей мира, к которому принадлежал Серафим Одинцов, и оторваться от этого мира ей было не под силу.
«Что же делать?» - спрашивала Наталья. «Ничего, - потухшим голосом отвечала Лера.
– Тебе надо бы взять его вещи».
– «То есть как?» - «А так. Опишут. Все пропадет».
– «Вы все рассказали мне из-за этих шмоток?» - «А ты думала… У Антона Клямина своя судьба. И не нам ее испытывать…»
Расставшись с Лерой, Наталья позвонила Клямину из ближайшей телефонной будки. Ей не ответили. Она звонила весь день, бегала от автомата к автомату. Но безрезультатно. Не выдержав, Наталья поехала к Клямину домой. До боли в пальцах терзала она кнопку звонка, стучала в дверь. На площадку вышел какой-то старик в заношенном цигейковом жилете. «Что шумишь-то?» - спросил он угрюмым голосом. «Мне Антона Григорьевича», - проговорила Наталья, с надеждой вглядываясь в пепельное лицо старика. «Раз не отвечает, значит, нет дома. На работу, наверное, отбыл. Чего дверь ломать?» Старик подождал, пока Наталья спустится с лестницы.
Она поехала в таксопарк. После канительных расспросов и уточнений выяснила, что таксомотор Клямина стоит в гараже.
Наталья вышла из таксопарка, села на щербатую уличную скамью. «Арестовали», - подумала она и заплакала.
Посидела немного, привела в порядок лицо и поехала в порт…
Узкие двери фанерным стуком сопровождали появление очередного сотрудника, спешащего покинуть учреждение. На каждом мужчине Наталья останавливала испытующий взгляд, прикидывая, не он ли управляющий. Например, вот этот дядька в дымчатых прямоугольных очках «сенатор» - чем не управляющий! Но дядька прошел мимо черного автомобиля. Наталье все казалось, что толстяк спохватится и вернется к машине. Но тот скрылся в переулке, не подозревая о должности, которой его удостоила Наталья. Потом пост управляющего она примерила к другому, сухопарому, в новой серой шляпе и с тростью. Вылитый управляющий! Но тут же она подумала, что вряд ли образ упыря Одинцова вяжется с интеллигентной внешностью долговязого. Хотя, собственно, чего она ждет? Чтобы Одинцов был похож на пирата, с темной повязкой на глазу и серьгой в ухе?..