Антология советского детектива-38. Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
И это слово, какое-то свиристящее, точно с металлическим привкусом, сейчас звучало в устах старика особенно едко. Да, оно выражало сущность того, чем занимался Клямин. Хотя он не брал это в голову. Он работал на Серафима, но и своих интересов не забывал. Это Серафим и его люди спекулировали и занимались контрабандой, а он был лишь разменной картой в игре, не больше. Поэтому всей вины своей не чувствовал.
– Сразу уж и «спекулировал»!
– вдруг обиделся Клямин.
– Может, я аварию сделал или человека сбил?
– За это имущество не описывают, - обронил Николаев.
Подвижные губы старика застыли в немом укоре. Мелкие глаза его беспомощно
– В прошлом году лифт не работал два месяца, меняли мотор, - заговорил наконец старик.
– Интересно, что они придумают на сей раз.
– Он бросил на Клямина беглый взгляд и вздохнул.
– Пора дом сдавать под капремонт… И дачники за лето его так расшатают, что не соберешь… Я вот читал в газете, что Эйфелеву башню собираются ставить на ремонт. Или уже поставили - ты не в курсе?
При других обстоятельствах Клямин позабавился бы неуклюжей попыткой старика уйти от серьезного разговора в сторону. Но сейчас Клямину было тошно. Как он все же испугался за свою жизнь несколько минут назад! Как остро ощутил непрочность такого фундаментального для себя понятия, как жизнь! Он ощутил в себе свои сорок лет, словно видел их. Наподобие колец в срезе древесного ствола. Причем он не думал о предстоящих своих бедах и тяготах, словно они были уже в прошлом. Им сейчас владела мудрость, нередко приходящая к человеку в момент дуновения смерти, вне зависимости от того, сколько прожил он, этот человек, и что испытал. Наивными и смешными кажутся в такие мгновения все неприятности, коснувшиеся его в минувшие бездумные дни. Все мелкие утехи, сиюминутные радости, необязательные знакомства и слова, слова. Потоки слов, потерявшие всякий смысл, существующие сами по себе.
Старик подтянул ноги, уперся ладонями в острые колени и подал вперед плечи:
– Вот что, Антон… Ты уж меня извини, старого. Только я не для того натерпелся всякого в жизни, чтобы с совестью заигрывать. Я от государства ничего не таил - ни своего, ни чужого.
Он смотрел в сторону, напряженный, взъерошенный, словно бойцовский петух.
– Ладно, дед, - устало произнес Клямин.
– Я просто так сказал. Считай, что не было этого разговора.
– Он умолк и поднял глаза к форточке. Слух выделил из ровного бормотания улицы привычный рокот автомобиля. Неразгаданная природа интуиции, когда в обычном для окружающих явлении вдруг сердцем услышишь то, что предназначено лично для тебя.
Приглушенный далью рокот усиливался и вскоре завершился грубым рыком двигателя.
Скрипнули тормоза.
Старик не придал этому никакого значения. Но бледность, павшая на лицо Клямина, встревожила Николаева. Он поднялся, провел ковшиком ладони по сивой шевелюре.
– Ты уж извини, Антон. Не смогу, - повторил он невнятно.
– Других поищи, а я не смогу. Мне легче свое отдать, чем чужое принять.
– На его впалых щеках появились бурые наплывы.
– Сиди, дед, - усмехнулся Клямин.
– Сейчас понятым будешь.
На лестнице шлепали шаги. Николаев обеспокоенно завертел головой, смутно о чем-то догадываясь. Он прикрыл глаза, словно в ожидании удара. Так и держал глаза прикрытыми, не вздрогнув, даже когда дверной звонок разорвал тишину.
– Иди, дед, отворяй, - вздохнул Клямин.
Старик не шевельнулся. Он лишь тяжело дышал, словно вернулся с улицы.
–
– В тоне Клямина проснулась злая приблатненная нота.
Звонок повторился.
Старик подобрался и сделал резкий выдох, руки его бессильно повисли вдоль тела. Прихваченный у ворота черной ниткой джемпер разошелся на ширину нескольких пальцев, показывая не первой свежести байковую рубаху. Пока Николаев возился у двери, Клямин подумал, что надо было под любым предлогом отдать старику хотя бы часть своего белья. Насовсем. И джемпер исландский, пуховый. Пропадет ведь…
Дернулась дверная цепочка. Видно, старик потревожил ее с перепугу.
Клямин уставился в дверной проем в равнодушном и даже снисходительном ожидании. И когда в комнату вошла Лера, ему показалось, что он обознался.
– Ты что… одна?
– спросил он.
– А с кем мне быть?
– Лера бросила взгляд через плечо на старика Николаева; тот глядел из прихожей, не зная, как теперь собой распорядиться. Чувствовалось, что старик доволен возможностью выпутаться из двусмысленного положения, в котором он оказался.
– Пойду, - сказал он твердо.
– Если понадоблюсь, так я тут.
– Иди, дед, иди. Понадобишься - они тебя разыщут, - со значением проговорил Клямин.
Приход Леры его взбодрил и обнадежил. Вот с кем ему можно поговорить не таясь. Неожиданность появления Леры ничуть не озадачила Клямина - его мысли занимали собственные заботы.
– Сейчас я чуть не умер, - торжественно объявил он, как только Лера сняла плащ и вернулась в комнату.
Она оглядела столик, на котором высилась початая бутылка и стояла рюмка. Будь Клямин поспокойнее, он не оставил бы без внимания бледные, ненакрашенные губы Леры и короткие ресницы, забытые косметическим карандашом. Он обратил бы внимание на непривычную молчаливость своей бывшей подруги, на печально-испуганное выражение ее лисьих глаз…
– Да, чуть не умер, - повторил Клямин.
– Сердце схватило. Хорошо - соседи помогли… Но это еще не все.
– Клямин вздохнул и завел к потолку глаза. Ему стало жаль себя, вернулись воспоминания.
– А что же еще?
– спросила Лера.
– Днями… или даже сегодня… меня могут прихватить, и всерьез.
– Клямин разглядывал тени, ползущие по потолку от овального светильника.
– Еще что?
– Лера поправила сбившийся набок манжет.
– Такие две новости. Тебе мало? Или не веришь?
– В то, что тебя рано или поздно прихватят, я всегда верила.
– Вот и хорошо, - вздохнул Клямин.
– Прогнозы сбываются.
Он приподнялся, опустил ноги, поелозил, пытаясь нащупать комнатные туфли. Одна туфля попалась сразу, за второй пришлось нагибаться. Что он и сделал не торопясь, широким медленным движением, прислушиваясь к себе. Он ощутил тяжесть в груди, но боли не было.
Лера видела зад, туго обтянутый штанами. Смуглая спина проглядывала под оттопыренным подолом рубашки. Она испытывала сейчас острое желание стукнуть ногой по этому заду. Такой удобный момент. И закричать! О том, что негодяй он, Клямин Антон Григорьевич. Что его надо судить, и не только за дела его гнусные, но и за черствость, за низость по отношению к Наталье. Конечно, так не пронять это животное, эту скотину. Но есть же у него гордость, честолюбие. Если не хватает смелости признать себя отцом, так пусть хотя бы поможет девчонке - денег у него хватает. Все равно в пыль обратит - пропьет, прогуляет, а у девчонки, да еще у такой красавицы, лишнего платья нет, туфель…