Антология современной французской драматургии.Том 1
Шрифт:
АНЖЕЛИКА (Мильтону).Скажи, если знаешь!
ГИЙОМ. Скажи!
МИЛЬТОН. Ох. Она, значит, умерла. Мне, сами понимаете, ни горячо, ни холодно…
КАМОЭНС. Ну и.
МИЛЬТОН (спокойно).Мне плевать. Наплевать и растереть. (Громко, остальным.)Что? Что? Что? (Чуть не плача.)Мне все надоело, ясно вам? (Громко.)Валите отсюда,
АНЖЕЛИКА. Что?
ГИЙОМ. Ладно. Если хочешь андерстендить, я с тобой вмиг сведу все твои счеты. Что, господин граф, награфоманил график? (Теряется и поворачивается к остальным.)
Где эта штучка моя, скажи-ка, дядя, вам все шуточки, она всегда была внутри моей скрипки, как ее там… ну понятно… та, что у меня была внутри скрипки.
КАМОЭНС. Держи. (Протягивает ему черную скрипку.)
ГИЙОМ (гневно).Нет! Это не моя скрипка! Скрипка моя, забери у меня эту какую-то другую скрипку, она заразная, убери ее, лучше уж на катафалке играть, гроб с музыкой звучнее будет.
КАМОЭНС (наседая).Ты куда свою скрипку подевал, а?
ГИЙОМ (защищаясь).Я?
МИЛЬТОН (тана в углу).Мне надоела ваша музыка! Надоела. Мама! Мне надоела музыка.
ГИЙОМ (холодно, Камоэнсу).Я не виноват, что забыл ее. «Забыл»! Нет, я ее потерял, скрипку свою, вот и все.
КАМОЭНС. Ну.
АНЖЕЛИКА. Не осталась же она там внутри.
ГИЙОМ. Кто?
АНЖЕЛИКА. Вероника, далекая возлюбленная…
КАМОЭНС. Шварц!
МИЛЬТОН (выныривая из своего отчаяния).Вот именно: Шварц!
ГИЙОМ. Со Шварцем швах.
АНЖЕЛИКА. Шварц! (Показывая на Тиррибуйенборга.)Спросите у него, где Шварц.
ГИЙОМ. Оставьте в покое Гийома. У него Шварц, спросите где.
КАМОЭНС. Это мы и собираемся сделать.
МИЛЬТОН. Вдвоем, он и я.
КАМОЭНС. Вот именно. (Тиррибуйенборгу.)Где Шварц?
МИЛЬТОН. Где Шварц?
ТИРРИБУЙЕНБОРГ. Шварц! Шварц и Шварц! Фашизмус! Я замолчаюсь. Стыд. Я повязанный, как мой гросс мутер на том коздре! Филипп Эммануэль!
Я
Я замолчаю.
МИЛЬТОН. Он замолчает.
ТИРРИБУЙЕНБОРГ. Я себя замочаю. На дню мирском. Протяните ноги! Среди осьминогов.
КАМОЭНС. «Он себя замечает», слышали? Мушье себя замочает. Ну что ж, клянусь тебе, что твоя себя не замочает. Передайте мне волынку, Мильтон.
МИЛЬТОН. На дне мирском! Какие еще осьминоги! Говорите по-людски.
АНЖЕЛИКА. По-людски! Он умеет говорить по-людски.
ТИРРИБУЙЕНБОРГ. Бульк! Бульк и Бульк! (Успокаивается.)Я прекрасно умею говорить по-блюдски. Мне просто надо за собой следить. Я боялся, что слишком пристальное слежение лишит меня натюрельности, но поскольку вам, судя по всему, плевать на мою натюрельность, я отныне за собой прослежу. Правда, в позументе, в который вы меня позиционировали, моей натюрельности не представится случая сохранить свою сигнификацию. Моей натюрельности, в настоящее мементо, вынужден признать, самой недостает натюрельности.
КАМОЭНС. Развяжите его, Мильтон.
МИЛЬТОН. Есть, шеф. (Развязывает его.)
ТИРРИБУЙЕНБОРГ. Для начала верните мне мой навигальный перебор.
МИЛЬТОН. Верните ему перебор, Камоэнс.
ГИЙОМ. Шварц! Мы задыхаемся, мушье!
ТИРРИБУЙЕНБОРГ. Потерпите четверть часика, вы поймете, что такое действительно задыхаться. Воздух разрежен. Время не терпит, господа. Но поскольку вы, по-видимому, нуждаетесь в разъяснениях, я готов их вам предоставить. Задавайте вопросы. Потом вы позволите мне сесть туда, за мой клавирабль.
КАМОЭНС. Фортепиано.
ТИРРИБУЙЕНБОРГ. Клавирабль. А не фортепиано.
КАМОЭНС. Если мы на дне морском, вы должны нам об этом сказать.
ТИРРИБУЙЕНБОРГ. Мы на дне мирском. А в остальном уже какое-то время мне вот сюда каплет. Где-то протечка.
МИЛЬТОН. Если мы в футляре для скрипки, даже на дне морском, вы должны нам об этом сказать.
ТИРРИБУЙЕНБОРГ. Футляр для скрипки, в котором мы находимся, не футляр для скрипки, а летальный препарат.
АНЖЕЛИКА. А вы?
ТИРРИБУЙЕНБОРГ. А я пилот летального препарата, маземуадиль.
ГИЙОМ. Какой такой препарат?
ТИРРИБУЙЕНБОРГ. Летальный. Вот его модель. Вот тут вот содержаемся мы. Вон там по-над перегородкой — турбины.
ГИЙОМ. Значит, мы в летальном аппарате, пусть так. А он сам в чем?
ТИРРИБУЙЕНБОРГ. На дне мирском, на пусковой площадке. И фюиить! Вот мы и тронулись, со мной в смысле пилота за пультом клавирабля.