Антология восточно-христианской богословской мысли, Том I
Шрифт:
Не менее сложные, чем с двором, сложились отношения Златоуста и с епископатом. Ярым противником святителя выступил Александрийский папа Феофил, который, с одной стороны, питал ревность к растущему могуществу Константинопольской кафедры, а с другой — будучи предстоятелем кафедры Александрийской, всячески стремился избежать усиления влияния антиохийцев на Константинополь. Масло в огонь подлило и дело т. н. «оригенистов». Речь идет о египетских монахах, обвиненных (в их отсутствие, как замечает Палладий) на соборе 399–400 гг. в ереси оригенизма и вначале вынужденных бежать из Египта в Палестину, а затем прибывших в Константинополь и искавших заступничества у Златоуста. До столицы добралось около пятидесяти из них. Здесь они были приняты св. Иоанном, хотя из уважения к решениям собора 399—400 гг. Златоуст, как замечает Палладий, не вступил с ними в литургическое общение, но лишь дал им возможность проживать в столице и посещать богослужения. Вместе с тем св. Иоанн обратился к Александрийскому папе с просьбой пересмотреть их дело. Все это не могло не вызвать гнева св. Феофила, т. к. для него гонения на оригенистов были вопросом принципиальным и он не терпел хоть какого-то вмешательства в дела своей кафедры.
Вопрос о том, были ли монахи, изгнанные из Египта, действительно ерегиками–оригенистами — сложный. Возможно, часть из них в той или иной степени были заражены этой ересью. В любом случае, мы можем утверждать с абсолютной уверенностью, что сам св. Иоанн Златоуст был совершенно свободен от какого-либо налета оригенизма. Достаточно сказать, что в оригенизме евагрианского толка (а именно таким он мог быть в Египте) в конце концов достигается то, что Евагрий называл «сущностным ведением» т. е. такое познание, при котором ум сливается с сущностью Божией. Всякому, кто прочтет трактат Златоуста «Против аномеев», будет ясно, что для Златоуста не может быть и речи о стирании различия между Богом п тварью, что было характерно для оригенистов. Св. Иоанн подчеркивает это различие даже более настоятельно, чем, например, Каппадокийцы, да и Александрийцы. Поэтому заподозрить его в сочувствии к оригенизму мы никак не можем.
Как бы то ни было, обострение отношений с двором, епископатом и самим влиятельнейшим в то время папой Александрийским, привело к тому, что враги Златоуста в результате ряда интриг добились его низложения. Феофил прибыл в столицу на собор, призванный снова рассмотреть дело изгнанных египетских монахов,
Тем не менее уже через два месяца новый донос, о том, что св. Иоанн обличал установку статуи императрицы рядом с церковью, пробудил гнев Евдоксии. В марте 404 г. состоялся собор, постановивший изгнать св. Иоанна, причем вменили в вину ему в первую очередь то, что он вернулся на кафедру по решению императора, а не после пересмотра его дела собором епископов, до этого осудившим его.
Так враги Златоуста в результате ряда интриг добились окончательного его низложения и ссылки в город Кукуз в Армении. Вскоре после низложения Златоуст отправил Римскому папе Иннокентию письмо, в котором информировал о происшедшем. Папа поддержал его, однако это ни к чему не привело, кроме ужесточения мер против святителя. Златоуста перевели из Кукуза в более отдаленный Питиунт, по дороге в который св. Иоанн скончался 27 сентября 407 г. в Команах, в Абхазии, где он был погребен. В 438 г. по инициативе св. Прокла, патриарха Константинопольского (434—447 гг.), мощи святителя были перенесены в столицу.
Среди небольшого числа сочинений догматического характера, оставленных св. Иоанном, имеются двенадцать проповедей, составивших две книги, под общим названием «Против аномеев» [981] . Первая состоит из пяти проповедей, произнесенных в Антиохии ок. 386—387 гг., т. е. сразу после рукоположения св. Иоанна в сан пресвитера. Они направлены против т. н. «аномеев» — наиболее радикальной постарианской партии, представители которой, как это понимали православные [982] , учили, что знание Бога так, как Бог знает Самого Себя, т. е. знание сущности Божией, — вполне возможно, и более того, сущность Божия вполне определима человеческим словом, а именно словом «Нерожденный». Исходя из этого, имея в виду, что Сын рожден от Отца, аномеи делали вывод, что Христос не только не единосущен Отцу, но и не подобен Ему. Основателем ереси был Аэций, а ее главным распространителем Евномий, по имени которого еретики именовались также «евномианами».
981
Вторая книга проповедей, носящая то же название, относится уже к Константинопольскому периоду жизни Златоуста и не направлена против аномеев, хотя в патрологии Миня озаглавлена также «Contra Anomoeos».
982
О сути учения аномеев см. в данном томе «Антологии» в статьях о Евномии и Аэции.
Проповеди Златоуста против аномеев были произнесены уже после того, как эта ересь была обличена Каппадокийцами и осуждена на II Вселенском соборе. Сам характер полемики Златоуста, его аргументы во многом совпадают с аргументами Каппадокийцев. В первую очередь, он подчеркивает непостижимость сущности Божией для тварей, в том числе и высших ангелов, на что указывал уже Филон Александрийский, а за ним повторяли практически все отцы Церкви. Впрочем, Златоуст замечает, что речь должна идти даже не о непостижимости, ибо последнюю можно понимать как возможность познавать при неисчерпаемости познания (как мы, например, говорим, что наука может познавать мир, но познание это неисчерпаемо); Бог по Его сущности не просто не познаваем, Он — неприступен для познания в силу радикального онтологического отличия Бога и твари. Если же Писание говорит о некоей форме познания Бога тварями, в частности ангелами и пророками, то речь идет не о познании Божественной сущности и даже — это важно отметить! — не о познании славы Божией, но о знании тварью Бога в соответствии со «снисхождением» Божиим, т. е. с тем, как Сам Бог открывается твари. Существо этого познания, согласно Златоусту, в первую очередь, в самом познании неприступности Божией.
Таким образом, Златоуст выступает против претензий аномеев на возможность знания сущности Божией, вместе с тем утверждая, что Сын Божий всецело знает Отца и, таким образом, — единосущен и равночестен Ему. Источником идей Златоуста, помимо Св. Писания и Филона, могли быть Каппадокийцы, в частности, свв. Василий Великий и Григорий Нисский.
Как замечает в своем вступлении к критическому изданию сочинения Златоуста Жан Даниэлу [983] , особенностью проповедей великого антиохийца является то, что, в отличие от Каппадокийских отцов, он обращается не столько к богословам, сколько к простому народу и апеллирует в большой степени к религиозному чувству слушателей. С этим связано, очевидно, появление в аргументации Златоуста темы «божественного трепета», или страха Божия, который характеризует и пронизывает отношение к Богу даже ангелов и свидетельствует о трансцендентности Бога, т. е. абсолютной непостижимости Его сущности для твари. Это позитивно понимаемый «страх», или «священный трепет», который, как замечает Даниэлу, ссылаясь на религиоведа Рудольфа Отто, лежит в основе подлинной религиозности; в подчеркивании этого момента — одна из особенностей мысли Златоуста. Учение о страхе, который не преходит и в Царствии Небесном, встречается впоследствии у ряда святых отцов, например, у прп. Максима Исповедника, который, в частности пишет: «Бог является страшным для всех, кто окрест Его, как бы примешивая страх к любви у тех, кто любит Его и окажется окрест Его. Ибо любви самой по себе, без страха, присуще становиться презрением, как то часто бывает если близость, естественно рождаемая ею, не сдерживается уздой страха» [984] . Чуть выше этого места прп. Максим поясняет, что речь идет не о страхе наказания (которого у ангелов быть не могло), а о благоговении перед беспредельным [985] . По слову же Златоуста, даже ангелы славят Бога с великим трепетом.
983
См.: Danielou J. Introduction / Jean Cbrysostome. Sur Pincomprehensibilite de Dieu. Paris, 1951. (Sources chretiennes 28). P. 17.
984
Максим Исповедник. Вопросоответы к Фалассию 10: 74—79 (Laga/Steel), пер. С. Л. Епифановича пол ред. А. И. Сидорова, цит. по изд.: Преподобный Максим Исповедник. Творения. М., 1993. Кн. II. Сс. 42—43; толкование на Пс. 88, 8.
985
Максим Исповедник. Вопросоот веты к Фалассию 10: 61–63 (Laga/Steel).
Таким образом, Златоуст связывает между собою онтологию и религиозный опыт; вместе с тем главным аргументом для него всегда является Св. Писание. Следует отметить и то, что даже в проповедях, посвященных догматическим вопросам, он не забывает о христианской любви. Так, и в «Словах против аномеев» св. Иоанн постоянно призывает свою паству молиться о еретиках, к тому времени уже поверженных, но, видимо, еще многочисленных, чтобы они обратились к истине.
Св. Иоанн Златоуст. Против аномеев (фрагменты) [986]
986
Текст приводится по изд.: Творения святого отца нашего Иоанна Златоуста, архиепископа Константинопольского. Т. 1. Кн. 2. СПб., 1898. Сс. 493–547.
2.8. Какой же это корень всех зол? Поверьте, ужас объемлет меня, когда я намереваюсь назвать его; не решаюсь языком произнести то, что они постоянно держат в уме. Какой же корень этих зол? Человек дерзнул сказать: я знаю Бога так, как Сам Бог знает Себя [987] . Нужно ли обличать это? Нужно ли доказывать? Не довольно ли только произнести такие слова, чтобы показать все их нечестие?<…>
3.2 Итак, приступим теперь к самым доказательствам, обратившись пред речью опять к молитве; потому что самое упражнение в молитве может доставить нам доказательство в пользу искомого. Призовем же «Царя царствующих и Господа господствующих, единого имеющего бессмертие и живущего во свете неприступном, Его же никтоже видел есть от человек, ниже видети может, Ему же честь и держава вечная, аминь» (1 Тим. 6,15–16). Это не мои слова, а Павловы; ты же обрати внимание на благочестие души его и укоренившуюся в ней любовь. Вспомнив о Боге, он позволил себе приступить к изложению учения не прежде, как воздал Ему должное, заключив речь славословием. Если «память праведнаго с похвалами» (Притч. 10, 7), то тем более воспоминание о Боге — с благохвалением. То же Павел делает и в начале посланий; часто, начиная послание и вспомнив о Боге, он не прежде приступает к учению, как воздав Ему должное славословие. Послушай, как говорит он в Послании к Галатам: «Благодать вам и мир от Бога отца нашего и Господа Иисуса Христа, давшаго себе по гресех ваших, яко да избавит нас от настоящаго века лукаваго, по воли Бога и Отца, Ему же слава во веки аминь» (Гал. 1, 3–5). И еще в другом месте: «Царю же веков нетленному, невидимому, единому премудрому Богу честь и слава во веки, аминь» (1 Тим. 1, 17). Но, может быть, он делает так только в отношении к Отцу, а в отношении к Сыну не так? Послушай, как он и в отношении к Единородному делает то же самое, сказав: «Молилбыхся сам аз отлучен быти от Христа по братии моей, сродницех моих по плоти», он присовокупил: «Ихже всыновление и завети, и законоположение, и служения, и обетования, от нихже Христос по плоти, сый над всеми Бог благословен во веки, аминь» (Рим. 9,3–5). Как Отцу, так и Единородному он сначала воздал славословие, а потом и приступил к продолжению речи; потому что слышал слова Христа: «Да вси чтут Сына, якоже чтут Отца» (Ин. 5, 23). А чтобы вы убедились, что самая молитва может доставить нам доказательство, теперь и представим это. «Царь царствующих, — говорит он, — и Господь господствующих, един имеяй безсмертие и во свете живый неприступнем» (1 Тим. 6,15–16). Здесь остановись и спроси еретика, что значит: «во свете живый неприступнем», и обрати внимание на точность выражений Павла. Не сказал он: сущий светом неприступным, но: «…во свете живый неприступнем», дабы ты знал, что если жилище неприступно, то гораздо более живущий в нем Бог [988] . Это
987
Речь идет о познании сущности Божией, что человеку невозможно.
988
Свт. Иоанн Златоуст проводит различие между, с одной стороны, Самим Богом, т. е. Божественной сущностью и ипостасями Божиими, и с другой — Божественной славой, «неприступным светом», в которой пребывает Бог.
989
Святитель проводит различие между, так сказать, «научной», эмпирической непостижимостью и онтологической неприступностью Бога. Так, творение неисчерпаемо для научного познания, но Бог «неприступен» для постижения тварью совсем по другой причине — из-за Своей нетварности.
Что такое снисхождение? То, когда Бог является не так, как Он есть, но показывает Себя столько, сколько имеющий созерцать Его способен к этому, приспособляя явление лица к немощи созерцающих. А что это было снисхождение, видно из самых слов: «Видех, — говорит пророк, — Господа седяща на престоле высоце и превознесение»; но Бог не сидит, потому что это положение свойственно только телам; и на престоле, но Бог не объемлется престолом, потому что Божество неограниченно. Однако серафимы не могли сносить и снисхождения, хотя стояли близко: «…серафимы стояху окрест Его». По тому самому они и не могли взирать, что были близко; впрочем, словом окрест не место означается, но этим словом Дух Святый благоволил показать, что серафимы находятся ближе нас к существу Божию, однако и они не могут созерцать Его; поэтому пророк и говорит: и серафимы «стояху окрест Его», означая этим не место, но близостью по месту выражая, что они ближе нас к Богу; ибо мы не так знаем непостижимое, как небесныя силы, насколько они чище и мудрее и прозорливее человеческой природы. Как нестерпимость солнечных лучей не столько известна слепому, сколько зрячему, так и непостижимость Божию не столько знаем мы, сколько они; ибо как велико отличие слепого от зрячего, таково же различие между нами и ими. Таким образом, слыша слова пророка: «видех Господа», не предполагай, что он видел самое существо Его, но только снисхождение, и притом темнее, нежели вышние силы, так как он не мог видеть столько, сколько херувимы [990] . 3.4. Но что я говорю об этом блаженном Существе, когда для человека невозможно без страха взирать и на существо ангельское? Чтобы вы убедились в справедливости этого, я представлю вам человека, друга Божия, имевшего великое дерзновение по мудрости и праведности и прославившегося многими другими совершенствами, святого Даниила. Когда я скажу, как он изнемогал, ослабевал и падал при появлении ангела, то никто пусть не думает, будто он испытывал это по причине своей греховности и нечистой совести; но если несомненно душевное его дерзновение, то ясно обнаруживается в том немощь природы. Даниил «постился три седмицы дней, хлеба вожделенного не ел, и мясо и вино и сикера не входили в уста его, и мастию не мазался» (Дан. 10, 3). Когда же душа его, сделавшись посредством поста легче и духовнее, стала более способною к принятию явления, тогда он и увидел видение. Что же говорит он? «Воздвигох очи мои, и видех, и се муж облечен в ризу льняну, то есть в одежду священную, и чресла его препоясана златом светлым, тело же его аки фарсис, лице же его аки зрение молнии, очи же его аки свещы огнены, и мышцы его и голени аки зрак меди блещящияся, глас же словес его аки глас народа. И видех аз един явление, а мужи иже со мною не видеша, но ужас великий нападе на них, и отбегнуша в страсе, и не оста во мне крепость, и слава моя обратися в разсыпание» (Дан. 10, 5–8). Что значит: «…слава моя обратися в разсыпание»? Даниил был благообразный юноша, но страх при появлении ангела так изменил его, как изменяются обмирающие, произвел великую бледность и уничтожил здоровый цвет и всю свежесть лица его; почему он и говорит: «…обратися слава моя в разсыпание». Когда возница испугается и выпустит вожжи, то все лошади несутся стремглав и самая колесница опрокидывается; так обыкновенно бывает и с душею, когда ею овладевает страх и ужас; испугавшись и как бы опустив вожжи своего влияния на каждое из телесных чувств, она оставляет эти члены свободными, и они, не сдерживаемые ее силою, падают и изнемогают, как случилось тогда и с Даниилом. Что же ангел? Он поднял его и сказал: «Данииле, мужу желаний, разумей в словесех сих, яже аз глаголю к тебе, и стани на стоянии своем, яко ныне послан есмь к тебе» (Дан. 10, 11). Он встал в трепете. Когда же опять ангел стал говорить ему и сказал: «от дне, в оньже подал еси сердце твое еже трудитися пред Богом, услышана быша словеса твоя, аз же приидох в словесех твоих» (Дан. 10, 12), то он снова упал на землю, как случается с обмирающими. Обмершие, пробудившись, пришедши в себя и увидев, что мы держим их и окропляем лицо их холодною водою, часто опять обмирают на руках наших; так случилось и с пророком. Душа его от страха не могла снести даже вида явившегося [небесного] сослужителя [991] своего и вынести этого света, смутилась и порывалась освободиться от уз плоти, как бы от каких оков; но он еще удержал ее. Пусть выслушают это те, которые исследуют Владыку ангелов. Даниил, который смущал глаза львов и в человеческом теле имел силу выше человеческой, не вынес присутствия небожителя, но повергся бездыханным: «Обратися, — говорит он, — утроба моя в видении моем, и дыхание не оста во мне» (Дан. 10, 16–17). А те, которые столь далеки от добродетели этого праведника, хвалятся, что они со всею точностью познали самое Существо высочайшее, начальное и сотворившее мириады этих ангелов, из которых даже одного созерцать Даниил не имел силы. 3.5. Но обратим речь к прежнему предмету и покажем, что Бог недоступен взорам и вышних сил, даже и в своем снисхождении. Почему, скажи мне, серафимы ограждаются крыльями? Этим своим действием они возвещают апостольское изречение: «Во свете живый неприступнем» (1 Тим. 6, 16), и не только они, но и высшие их — херувимы. Серафимы стоят вблизи, а херувимы служат Богу престолами; это сказано о херувимах не потому, чтобы Бог нуждался в престоле, а чтобы отсюда ты уразумел достоинство этих сил. Послушай, что говорит о них и другой пророк: «И бысть слово Господне ко Иезекиилю, сыну Вузиеву, при реце Ховар» (Иез. 1,3). Иезекииль стоял тогда при реке Ховар, а Даниил при реке Тигре. Когда Бог намеревается показать рабам своим какое-нибудь дивное видение, то выводит их из городов на место, удаленное от шума, чтобы душа не развлекалась ничем, ни видимым, ни слышимым, но, наслаждаясь спокойствием, вся занялась созерцанием видения. Что же видел он? «Се облак, говорит он, грядяше от севера, и свет окрест, и огнь блистаяйся, и посреде его яко видение илектра, и свет в нем, и посреде подобие четырех животных: сие видение их, подобие человека в них. И четыри лица единому, и четыри крила единому. И высота бяше им, и страшны были, и плещы их исполнены очес, окрест четырем, и подобие над главою их яко твердь, яко видение кристалла страшное, простертое над главою их свыше, и крила их комуждо два, прикрывающе телеса их. И над твердию яко видение камене сапфира, и подобие престола на нем, и на подобии престола подобие якоже вид человечь сверху. И видех яко видение илектра от видения чресл и выше и от видения чресл даже до долу, видение огня, и свет его яко видение дуги, егда есть на облацех в день дождя» (Иез. 1,4–6; 18–28). И после всего этого пророк, желая показать, что ни он сам, ни небесныя силы не приближались к чистому Существу, говорит: «Сие видение подобие славы Господни» (Иез. 11, 1). Видишь ли и там и здесь снисхождение? Однако и эти силы закрывают себя крыльями по той же причине, хотя они суть мудрейшие, разумнейшие и чистейшие силы. Откуда это видно? Из самых названий их. Как ангел называется так потому, что возвещает людям повеления Божии; и архангел называется так потому, что начальствует над ангелами, так и те небесные силы носят названия, показывающие нам их мудрость и чистоту; и как вообще крылья показывают высоту естества, — Гавриил представляется летящим не потому, чтобы у ангела были крылья, но чтобы ты знал, что он является человеческому роду из высочайших мест и вышних обителей, — так и у них крылья означают не что иное, как высоту естества их. Итак, крылья означают высоту естества, престол — то, что на них почивает Бог, глаза — прозорливость, присутствие близ престола и непрестанное славословие Бога — неусыпность и бодрость; точно так же и названия одних означают мудрость, а других — чистоту. Что значит херувим? Полное ведение. А что — серафим? Пламенные уста. Видишь ли, как названия выражают и чистоту и мудрость? Если же те, которые обладают полным ведением, не могут ясно созерцать даже снисхождения Божия, а имеют частное знание, как говорит Павел: «от части разумеваем, и зерцалом, и в гадании» (1 Кор. 12, 12), то какое было бы безумие — считать для себя известным и явным то, что и для них незримо? 3.6. Я желал бы теперь доказать, что Бог непостижим не только для херувимов и серафимов, но и для начал, и властей, и всякой сотворенной силы; но ум наш утомился, не от обилия, но от страшного содержания предметов речи. Душа трепещет и ужасается, долго занимаясь вышними созерцаниями. Низведем же с небес и успокоим ее, объятую ужасом, обратившись к обычному утешению. В чем это утешение? В молитве о том, чтобы страждущие этою болезнью когда-нибудь выздоровели [992] .<…>
990
Святитель утверждает абсолютную неприступность Бога по Его сущности и внутритроичной жизни не только для людей, но и святых ангелов. Ангелы, впрочем, имеют познание неприступности Божией, т. е. опытно, в открывающихся им символах, снисхождениях Божиих, познают, что Бог неприступен. Подробнее эта тема развивается в трактате «О небесной иерархии» Пс. — Дионисия Ареопагита.
991
Обратим внимание, что Златоуст называет ангела «сослужителем» человека, ибо ангел сослужит человеку в служении Богу.
992
Святитель призывает своих слушателей к молитве об исправлении еретиков–аномеев, считавших, что Божия сущность постижима.