Антракт
Шрифт:
Обычно в моей жизни самоуверенные мужчины, способные прийти на помощь, вели себя совсем по-другому: когда требовалось их вмешательство, они либо скрывались в туалете, либо прятались под ресторанным столиком.
Я протянула руку, взяла еще один бокал шампанского с проплывающего мимо подноса и попыталась осознать происшедшее. Но потом сдалась и просто прислонилась к стене в ожидании.
Я видела, как Финбар пытается успокоить Робина, а лицо Робина постепенно бледнеет и вместо кирпично-красного, каким было сначала, приобретает более свойственный ему розовый цвет. В конце концов он, похоже, утратил весь свой пыл и позволил Финбару проводить его к выходу. Проходя через дверь, возле которой я стояла, Робин обернулся и сказал: «Мои
— Я, пожалуй, посажу его в такси, — сказал мой новоиспеченный жених.
Какой странной потом была эта вечеринка! Мы рассказали Джиму. Он передал новость Клейтону-младшему. Но Финбар настаивал, чтобы в ту ночь никто больше не узнал этого. Он отвел меня в сторонку и сказал:
— В любом случае, когда наша новость станет достоянием общественности, приятного будет мало, и тебе следует наслаждаться последними мгновениями безвестности, пока это возможно.
— Ты счастлив? — спросила я его.
Он не был похож на счастливого человека.
— А ты? — спросил он в ответ.
Я улыбнулась, но про себя подумала, что не знаю. Если я смотрела или дотрагивалась до него, а он улыбался мне — а это Финбар делал с легкостью, — то я была счастлива. Но сама по себе, наедине с собственными мыслями, я не могла разобраться в своих истинных чувствах.
Но это же, как я объясняла себе, была театральная вечеринка. Люди, которые смеялись, ели и пили вокруг меня, были актерами и актрисами. Вряд ли они демонстрировали свои подлинные эмоции. Я сказала себе: «Но я почти не знаю этого человека», а потом подумала: «Ну и что, никого до конца невозможно узнать». К примеру, женщина выходит замуж за тихого бухгалтера, а он потом разбивает ей нос за то, что она купила не тот сыр. Или мужчина берет в жены сладкое нежное существо, а у нее оказывается темперамент породистой фурии. Если размышлять таким образом, в моем замужестве, как и во всех, достаточно здравого смысла. Мы выбрали друг друга. И этого было достаточно. Во всяком случае, казалось, что мы выбрали друг друга. Я была крайне озадачена.
А потом Финбар снова стал Великим фокусником, и это была та его роль, которую я знала и больше всего любила. Он расхаживал с важным видом, обменивался шутками с гостями, иногда представлял меня, иногда нет, и время от времени подмигивал, словно говоря: согласен, дорогая, ужасно скучно, но они этого ждут. Короткие профессионально исполненные танцевальные номера, шутки, вызывающие взрывы хохота, эффектные позы и томные взгляды — все для того, чтобы развлекать, разыгрывать, строить глазки. Слух уже распространился — о нет, не о нас, а о планах Финбара по поводу фильма. Гости похлопывали героя дня по спине, косились украдкой в сторону главного распорядителя в темно-красном костюме и улыбались про себя, осознавая не только его исключительную власть, но и необыкновенное уродство. Клейтон же стоял, широко улыбаясь всем собравшимся, как будто он уже был здесь хозяином.
В какой-то момент Финбар прошептал:
— По крайней мере праздник вполне искренний. У нас, возможно, лучший в мире театр. — Наш Финбар всегда готов к скромным высказываниям. — Но не такой богатый. Каждый надеется, что эта пьеса откроет новые возможности, и кто… — он откинул голову и весело рассмеялся, — может винить их за это?
Вдруг заиграла музыка: Рой Бьюкенен, Гленн Миллер и другие джазовые исполнители. Финбар вдруг обхватил меня за талию и начал кружить по комнате, другие последовали за нами, и вскоре вечеринка напоминала сельский праздник с танцами, а не светский прием в Уэст-Энде. Я перешла к одному из вольсков, пока Финбар танцевал с Волумнией, потом я была в паре с Авфидием, а Финбар — со служанкой Виргилии. Веселье продолжалось. Занявшись приятной физической активностью,
Нас осталось четверо и еще два человека из обслуживающего персонала. Но кто их считает? Джимбо с довольным видом, чем-то напоминая Петрушку, сидел, развалившись на диване, с бокалом бренди в руке.
Клейтон-младший занимал другой диван, его темно-красные лакированные туфли с надписью «Гуччи» на пряжке валялись рядом, пиджак у ног напоминал лужу засохшей крови. Он спал, слегка похрапывая.
Мы с Финбаром сидели рядом на полу, не очень трезвые и, думаю, вполне счастливые. Он повернулся ко мне боком, и я вздрогнула, заметив, какой у него красивый профиль. Он посмотрел на меня и улыбнулся.
— Даже эксцентрики устают, — сказал Финбар. Я вынула цветы — то, что от них осталось, — из волос и положила ему на ладонь. Он сжал их в кулаке и поднес к носу.
— Безумие, — сказала я, — все это безумие.
Клейтон на диване захрапел долго и непрерывно.
— У тебя или у меня? По-моему, так договариваются? — Он наклонился ко мне и впервые очень осторожно поцеловал в губы. Это был очень целомудренный поцелуй. Я почувствовала себя абсолютно невинной.
— Моя грелка остыла. — Я не смогла придумать другого ответа.
Финбар довольно хмыкнул и покачал головой. Кудри, мокрые от пота, прилипли к голове.
— Не сомневался, что ты скажешь нечто подобное.
Если бы я сейчас услышала «Праздник окончен», клянусь, я бы взвыла.
— Финбар, — сказала я, — мне нужно немного времени. Небольшая пауза, чтобы осознать…
— Герань, — сказал он, — конечно, делай как знаешь. Пойдем… — Он встал и потянул меня за руку, я поднялась. — Будет тебе твоя пауза. Сейчас сядешь в такси и сможешь подумать до утра. Одна.
Он был очень чутким человеком.
— Спокойной ночи, Джим. — Я взяла агента за руку. Он поднял на меня мутные глаза. — Удачи с контрактом… завтра.
— Конечно, — сказал он, уютно устроившись, закрыл глаза и присоединился к Клейтону в сладком сне.
Мы вышли втихую темную ночь. Вдоль улицы стояли мешки с мусором, они отбрасывали на стены домов причудливые тени. На вечно забитой площади перед Сент-Джеймсским дворцом не было ни одной машины. Облаков стало меньше, и они уже не напоминали темно-синий бархат, а луна представляла собой почти идеально круглый светящийся диск. Похолодало. После жаркой квартиры я была рада этому и сделала несколько глубоких отрезвляющих вдохов, пока Финбар искал такси. На это не потребовалось много времени, думаю, мы были недалеко от отеля «Ритц». Финбар открыл дверцу и, как будто я была очень слаба, усадил меня внутрь. Но я не обиделась, потому что его внимание не было обычным проявлением актерской галантности. Он был добр ко мне, и я была благодарна ему за это. Я действительно чувствовала себя очень слабой, даже немного потерянной, и решила, что это некая новая плоскость счастья: после сильного желания — успех, а после успеха — чувство потери.
— Я могу позвонить тебе завтра? — спросил он через открытое окно.
Я кивнула.
— И не огорчай своего замечательного водителя импульсивными поступками. Я вас предупреждаю, — обратился он к мужчине за рулем, — эта женщина очень опасна.
Если он собирался пошутить, то прогадал. Я не могла заставить себя улыбнуться, и это, безусловно, уязвило Финбара. А потом, когда завелся мотор, я вцепилась ему в руку. Это так сильно напомнило мне самый лучший момент в пьесе, что я сказала: