Апокалипсис местного значения
Шрифт:
Когда Стас вынырнул, «вертушка» уже настигла брингера, и из её брюха стали прыгать люди
в серебристых скафандрах. После короткой схватки они скрутили «несуна» и вместе с его ношей
забросили в вертолёт.
То, что произошло позже, Стас видел только в хрониках вьетнамской войны и уж никак не ожидал столкнуться с чем-то подобным. Вертолёт резко взмыл вверх, и из его чрева выпал блеснувший на солнце цилиндр. Какая то сила снова заставила Стаса
«Напалм! — с ужасом понял он. — Господи, да что ж они делают!?»
Стас держался у дна, пока хватало дыханья. Наконец, лёгкие свело судорогой, и он рванулся вверх, жадно хватая ртом раскалённый воздух. Над водой стоял густой грязный пар и резко пахло гарью и чем-то кислым. Стас закашлялся и, спотыкаясь, побрёл туда, где пар показался ему не таким плотным.
Вокруг летал чёрный пепел и медленно оседал на воду. Стас шёл долго, пока вязкий ил под ногами не сменился топкими опалёнными кочками. Болото кончилось. Стас выбрался на упругую землю и упал без сил, тяжело дыша и морщась от боли в обожжённых лёгких.
Немного придя в себя, он достал флягу и жадно напился. Стало легче. Затем он оглядел берег, решая, куда идти дальше. Пар и поднятая пламенем гарь почти рассеялись, обнажая подошву со-
пки и полосу уцелевшего кустарника. Лучшего укрытия было не найти. Огонь иссяк, видимо, на
подходе к сопке, лишь опалив кустарник. Кое-где ещё курился дымок, и нехотя тлели ветки.
Стас добрёл до ближайших зарослей, развёл их руками, и замер, потрясённый. Обтекая комли
кустов, прямо на него ползла чудовищных размеров пиявка. Её лоснящееся бурое тело, казалось,
не замечало препятствий и стремительно приближалось.
Стас попятился, но ноги мгновенно одеревенели и перестали слушаться.
«Вот чёрт, да что же это?!» — Стас почувствовал, как его тело наливается свинцом и нестерпимым горячим зудом.
«Пиявка» остановилась перед обречённой добычей и быстро свернулась вокруг Стаса в коль-
цо. Прежде, чем оно схлопнулось, стрингер успел увидеть членистое брюхо существа, покрытое множеством блестящих щипов.
КП в районе прорыва. 28 июня 2020 г. Несколько позже.
Полковник Звонов был, наконец-то в своей стихии. Его штабной БТР, ощетиненный лесом антенн, с самого утра носился по сопкам, выявляя слабые места в оцеплении и сотрясая эфир отборным армейским матом. Дело шло. К полудню зону прорыва обнесли никелиновой «колючкой» и расставили вдоль неё спецназ. Ловушка захлопнулась.
Когда
На пути к штабной палатки меня догнала Людочка Фомина:
— Сергей Александрович, — выпалила она, — к нам только что доставили какого-то совершенно нетипичного брингера.
«Надо же, какое прилипчивое словечко, — подумал я, — не успела выйти газета, а наши уже перекрестили «несунов» в «брингеров». Всё-таки сукин ты сын, Стас Качалов!»
Я повернул вслед за Людочкой к длинному, похожему на вагон, боксу с бело-голубым знаком
МЧС на серебристом боку. Это чуждое местному пейзажу сооружение перетащили сюда из лагеря грузовым вертолётом ещё утром и сейчас там колдовала бригада спецов во главе с Радостиным.
Озабоченный профессор встретил меня в дверях.
— Ну, Олег Викторович, — заходя внутрь бокса, сказал я, — показывай, где твоя добыча.
— Туда, — коротко кивнул он.
Мы миновали несколько прозрачных дверей, за которыми притаились оглушённые шокерами
«несуны». Они провожали нас своими красными безжизненными глазами и, казалось, совершенно не понимали, где они и что с ними происходит.
Нетипичный брингер содержался в самом конце бокса. Когда мы с профессором вошли в его камеру, он безмятежно храпел, лёжа на полу. Это был здоровенный детина в джинсовых потрёпанных шортах и майке-борцовке. С правого плеча брингера целил синий амур, под которым угадывалась надпись: «Любовь зла».
Я наклонился над ним и попытался растормошить. Тщетно. Тогда я зажал пальцами его нос, и
только после этого брингер замычал и открыл глаза. Красные и бессмысленные. Они совершили какое-то сложное несогласованное движение, пока, наконец, не сфокусировались на мне.
— Ты кто? Мент? — прохрипел брингер, обдав меня перегаром. — За что взяли, волки позорные?
— Где его подобрали? — спросил я Радостина, начиная понимать, что красные глаза нашего подопечного ещё не повод записывать его в брингеры.
— Возле озера, — вздохнул профессор, — в самом центре прорыва.