Апокалипсис: недетская сказка о конце света
Шрифт:
— Мой велеречивый Валасал, жаль тебя огорчать… Впрочем, нет, не жаль. Скажу просто: я не поняла ни слова из твоей напыщенной болтовни. К чему такая пустая потеря времени? Впрочем, может быть, — она повернулась к ректору с притворным подобострастием, — нашему повелителю будет угодно попросить тебя повторить сказанное.
— Нет! — резко возразил Ваол, замахнувшись кулаком на попытавшегося было открыть рот колдуна. — Суть в том, темнейшая Фиолетта, что возжелало зла моё чёрное сердце, а посему мы с некромантом решили устроить конец света, да вот только не знаем, как это сделать.
Губы ведьмы
— Это мне по нраву! Я всегда и во всём тебя поддерживала, грозный Ваол-ибн-Оод, всегда была на твоей стороне и подчинялась тебе — если не считать крохотных недоразумений, давно канувших в Лету… Так будет и на этот раз! Веди, повелитель — я последую за тобой! А лучше сама тебя поведу!
К счастью, последнюю фразу ректор пропустил мимо ушей.
— Так как же мы свершим это зло? — осторожно поинтересовался Валасал, пока новоиспечённые союзники не успели вернуться к прежним разногласиям.
Выдержав мучительно долгую паузу, Фиолетта воскликнула, вдохновлённая, казалось, самой Тьмою:
— Нам нужен план!
И это прозвучало грандиознее, чем «эврика» Архимеда [1].
***
Долго ли, коротко ли вынашивала Фиолетта коварный план Апокалипсиса, долго ли, коротко ли препирались они с ректором за право быть главнокомандующим армии Тьмы, но однажды случилось то, что решило их спор, а заодно и дальнейшую судьбу грандиозного злодейского замысла.
В холодном подземном зале, где царило зловещее эхо, а в полых стенах были замурованы сотни студенческих черепов, некромант Валасал читал лекцию вкрадчивым, гипнотизирующим голосом, постепенно порабощая души и разум тех, кто его добросовестно слушал.
Но большинство студентов противостояли его зловещим чарам и занимались своими делами: читали, учили что-нибудь, рисовали, играли в карты, слова или шарады, слушали музыку, разговаривали, закусывали. Засыпать можно было только под музыку или болтовню соседа, ведь если несчастный студент засыпал, убаюканный неспешными речами злодея Валасала, то пятнадцать процентов демонических заклинаний, замаскированных под научные термины, всё равно достигали мозга спящего [2] и делали его рабом ужасного демона Ботан-Махена [3].
Внимание профессора вдруг привлекла студентка, сидевшая на втором ряду. Примечательна она была исключительно тем, что на протяжении всей лекции усердно что-то записывала.
«Либо её разум давно принадлежит Ботан-Махену, — подумал Валасал, — либо она пишет не лекцию!» Последнее было бы для некроманта очень обидно, ведь он так усердствовал, пытаясь обратить юные умы ко злу.
Закончилась лекция, студенты поспешили прочь из этого мрачного подземелья, к свету, на свежий воздух. Предполагаемая жертва Ботан-Махена торопилась так, словно за ней гналась стая адских гончих, и, в несколько прыжков одолев лестницу между рядами, выбежала из аудитории одной из первых. В спешке она обронила листок из своих записей, и, к несчастью, Валасал это заметил.
Когда все ушли, некромант поднял с пола изрядно потоптанный тетрадный лист и с изумлением уставился на него: сплошные иероглифы и рисунки в древнеегипетском стиле! Птички, рыбки, полуобнажённые
— Так значит, Ботан-Махен здесь ни при чём! — яростно вскричал профессор и топнул ногой.
— Кто бы знал, какой ты на самом деле нервный, — усмехнулась за его спиной невесть откуда взявшаяся Фиолетта.
Взглянув через плечо ошеломлённого некроманта на злосчастный листок, ведьма вдруг вырвала его из рук Валасала и принялась внимательно изучать. Наконец, она молвила:
— Того, кто занимается на лекции посторонними вещами, следовало бы немедленно жестоко покарать! Но в данном случае, кем бы ни был сей нерадивый нечестивец, оставивший нам непонятные письмена и сомнительные рисунки, я дарую ему жизнь… до поры. Ведь именно благодаря этому тетрадному листу я знаю теперь, что следует делать!
А студентка же, погружённая в далёкие от ужасающей действительности мечтания, беспечно бежала по коридору. На душе у неё впервые за долгое время почему-то было непривычно легко и радостно, словно в ожидании неминуемого скорого чуда.
Навстречу семенила почтенная дама в летах с ведром и шваброй в руке. Хотя это была всего лишь уборщица, сурового вида, да к тому же незнакомая, студентка вежливо поздоровалась. Та ничего не ответила, только посмотрела очень странно и пробормотала вслед летящей, точно на крыльях, юной мечтательнице:
— Ох, боги мои… Милостивый Осирис и мать Исида [4]! — так, по крайней мере, послышалось студентке, но она списала это на счёт разыгравшегося воображения и лишь восторженно улыбнулась.
***
Вечером того же дня Ваол-ибн-Оод, Валасал и Фиолетта собрались в мрачном кабинете для важного совещания.
Ректор вальяжно уселся на базальтовый трон, но ведьма была настолько поглощена охватившим её злорадным восторгом, что даже не стала возражать. Она встала в центре кабинета и, воздев руки, огласила свой гениальный замысел:
— Армией Тьмы должен командовать достойный и опытный военачальник. Поэтому нам нужен воинственный мёртвый древний хорошо сохранившийся злодей, положивший тысячи жизней на алтарь собственного тщеславия и самолюбия. И у меня есть подходящий кандидат на эту ответственную должность! — с этими словами Фиолетта для пущей эффектности выдернула из широкого чёрного рукава и продемонстрировала присутствующим сложенный тетрадный листок с древнеегипетскими иероглифами и рисунками.
— И кто же? — хмуро спросил Валасал, всё ещё возмущённый поведением злополучной студентки.
— Могущественный древний египтянин! — воскликнула ведьма, тыча длинным острым ногтем в изображенного на истерзанном тетрадном листе человека в сине-золотом головном уборе и длинной складчатой набедренной повязке. Глядя на недоумевающие лица собеседников, она закатила глаза:
— Ну как в фильмах про мумию [5]!
***
А теперь, дражайший читатель, я позволю себе ненадолго отвлечься от повествования исключительно с той лишь целью, чтобы указать на ошибочность подобного поверхностного мнения, которое выразила Фиолетта. И эту маленькую огреху ей можно простить: она хоть и сведуща во многих тёмных и тайных науках, но не в истории, да и к тому же далеко не одинока в подобных заблуждениях.