Апокалипсис отменяется (сборник)
Шрифт:
Но Ковалев тогда испугался. Что-то в нем воспротивилось «переходу». Да, именно таким словом можно назвать это — переход. Он испугался и начал спешно восстанавливать свое тело с максимально возможной точностью. Ослепительная картина мира потускнела, схлопнулась до простого человеческого восприятия. Разум вернулся на свои обычные «обороты».
Лишь спустя какое-то время Ковалев начал экспериментировать со своей новой основой. Тщательно прорабатывал воздействие тех или иных гормонов, ферментов, витаминов, солей, постоянно находящихся в кровеносной системе. Убирал или добавлял некоторые из них, снижал или увеличивал концентрацию.
Следующим шагом стала интеграция со Всемирной информационной сетью, для чего пришлось переработать структуру мозга более радикально, сделать некоторые надстройки для увеличения пропускной способности и автоматической рассортировки информации. Огромнейшие потоки данных хлынули через восприятие, разбиваясь на отдельные тематические ручейки с помощью автономных систем обработки.
На этом этапе Ковалев столкнулся с проблемой инстинктов и начал отключать их или ослаблять. Так он постепенно приближался к тому состоянию «перехода», что ощутил в момент слияния с массой нанороботов, но окончательно переходить на новый уровень не спешил. Еще оставалось много дел в этом мире. Понимал, что, перейдя грань, он обретет уже иные интересы, иные цели и задачи, но чувствовал, что этот новый мир нужно приоткрыть для всех желающих.
Пришел вызов от Виктора. Не отрываясь от своих исследований, профессор создал фантом для общения с куратором. Частью сознания он видел озабоченное лицо Виктора, ресурсы, отведенные для беседы, анализировали информацию и находили нужные слова:
— Что случилось? Судя по твоему виду, ты чем-то озабочен?
Виктор нахмурился. Он сидел в своем кабинете в кожаном кресле с высокой спинкой. Глаза спрятаны за линзами киберочков, которые, профессор знал, выводят изображение собеседника. Но в отличие от Ковалева, который видел собеседника с помощью камер наблюдения, взломав пароли и подключившись к ним напрямую, протокол связи Виктора лишь моделировал лицо и мимику профессора, не позволяя увидеть, что тот делает в реальности.
— Я не знаю, как поступить, — сказал Виктор смущенно. — С одной стороны, мое руководство, которое поставило меня «присматривать» за вами, с другой стороны — я доверяю вам. Думаю, эта информация будет вам интересна.
Канал связи был зашифрован, и потому куратор говорил, не боясь прослушки.
— Цветаев обратился к моему департаменту, — продолжил говорить Виктор, — сказал, что у него есть информация, способная ускорить их работу по преобразованию организма в наномашинную массу, как это было с вами.
Ковалев хмыкнул:
— Это он так думает, на самом деле тех данных недостаточно. Он ведь поставил условием, чтобы опыт ставился на нем?
— Откуда вы знаете?
— Да у него на лице все было написано. Он не видит других выходов, как уничтожить меня физически, но понимает, что это не так просто. К ядерным запасам у него доступа нет, поэтому остается лишь стать таким, как я, и схлестнуться, как говорится, грудь в грудь, как супергерой и суперзлодей
— Значит, у него ничего не выйдет?
— Почему же. Выйдет.
— Но вы же сказали, что у него не все данные по вашему эксперименту.
— Я помогу. Сделаю так, чтобы у него получилось.
Всегда невозмутимый Виктор выглядел растерянным.
— Но зачем вам это? Если эксперимент провалится, я так понимаю, Цветаев погибнет. Исчезнет препятствие. Вы потеряете соперника.
— Я потеряю друга, — сказал Ковалев с болью в голосе, — друга и будущего соратника.
— Соратника? Но его идеи — полная противоположность вашим.
— Витя, не волнуйся, все будет в порядке. Спасибо за информацию.
Виктор покачал головой и отключился.
Ковалев с минуту поразмышлял. Он оставил работу, которой занимался во время разговора, сейчас потребуется гораздо больше ресурсов. Пробиться через сетевую защиту секретного государственного учреждения непросто. Вернее, это — невозможно. Машины с секретными данными просто не подключены к Всемирной сети. Но способ есть.
Сеть проникла в разум, неумолимо надвинулась. Ковалев видел и ощущал информационные потоки. Не так видел, как пользователи виртуальных протоколов, там просто моделирование, упрощение. Он буквально ощущал каждый байт, он сам был Сетью.
Участок секретного НИИ выглядит черным и пустым. Все потоки обрываются, не доходя до него. Но в каждом учреждении работают люди. А у некоторых людей уже сейчас есть сетевые имплантаты, позволяющие работать с киберочками. А в этих девайсах есть беспроводная связь.
Черный участок озарился светлыми узорами пересекающихся беспроводных протоколов. Ковалев нашел несколько подходящих точек входа. Все ресурсы своего мозга пришлось направить на совмещение принципиально разных протоколов сетевых имплантатов и внутренней сети лаборатории. Но фокус удался. Лаборатория была под контролем Ковалева. Он видел сквозь глазки камер наблюдения все помещения. Тысячи датчиков: движения, температуры, давления; сотни анализаторов: запаха, звуков — стали его рецепторами, стали продолжением сознания.
Он видел идущего по коридору, в сопровождении директора лаборатории, Цветаева. Видел приготовления в блоке преобразования, более того — чувствовал их. Чувствовал каждую настройку и понимал, что такая конфигурация убьет Цветаева.
Пакет данных загрузился незамеченным, программа-шпион замаскировала смену конфигурации, оставив на мониторах старые данные. Приготовила вирус для уничтожения всех следов изменений. Ковалеву осталось лишь наблюдать.
Внутри Цветаева все тряслось, в желудке будто пустота образовалась. Лоб покрылся холодным потом. Цветаев разделся, ассистенты помогли лечь в капсулу, вкололи что-то внутривенно, зафиксировали тело специальными держателями. Стекло капсулы медленно задвинулось, отрезав профессора биологии от внешнего мира, от груды оборудования, к которому подключена капсула, и от людей, управляющих этим оборудованием. Мелькнула мысль, что в тот раз, с Ковалевым, все было совсем не так. Но то ли сказался укол, то ли сам по себе, но Цветаев перестал чувствовать страх. Он знал, что будет больно, будет очень больно. Он видел, как это было с Ковалевым, но знал, что должен сделать это. Другими способами не устранить руководителя проекта нанотехнологизации. Клин — клином, как говорится.