Апокалипсис отменяется (сборник)
Шрифт:
— Ауууххч!
Подо мной зашипело, от защитного костюма посыпались искры. В ушах прогремело:
— Фазовая неустойчивость, фазовая неустойчивость! Разрушение элемента ландшафта! Критическая ситуация! Смените место дислокации или покиньте симуляцию!..
Я вскочил. «Булыжник» стремительно тает, разогретая масса плавит подошвы. Раскачался взмахами рук, присел… Прыжок, мысок зацепился, лечу кувырком. Перед глазами скачут чехардой небо и бурлящий поток. Всплеск, вспышка, взрыв…
И
— Андрей Николаич, Андрей Николаич! — надрываются надо мной. — Вы чего там? Все в порядке?!
С щелчком отскакивают и складываются видеоочки, с рук соскальзывают сенсорные перчатки. Успел заметить, как по всему телу отлепляются нейроконтакты, тончайшие проводки шустрыми змейками втягиваются во внутренности моего ложа. В глазах гаснут синее небо и бурый ручей, пальцы до боли впиваются в подлокотники нейрокресла — миг назад тщетно хватались за воздух. Я сощурился, сверху режет глаза синий электрический свет.
Туман в глазах рассеялся, и разглядел наконец склонившуюся надо мной фигуру. На широком лице крупная картофелина носа, в голубых глазах плещется беспокойство. Я покосился, поймал взглядом идентификационную карточку на груди техника: «Платон Курков, младший научный сотрудник». А, ну да, конечно…
— Да-да, все в норме, — отозвался, высвобождаясь из пут телесенсорного ложа. — А что вообще произошло?
Я сел рывком, в глазах поплыло. Платон услужливо подставил плечо.
— Фух. — Мир занял привычное положение. Я неловко похлопал Куркова по плечу и спустил ноги на пол. Платон засуетился, ладони ловко пляшут над клавиатурой, — отключает последние контуры телесенсорики. Одежду я нашел на стуле по соседству: стал неловко просовывать ноги в брючины, едва влез в рубашку. Руки дрожат, словно тело готовит революцию против главенства мозга.
Не думал, что поствиртуальный синдром проявится так резко, хотя чего там, обычное дело. Медицинский имплант уловил блуждающие возбуждения в нервной системе и впрыснул успокоительного. Я скользнул взглядом по дисплею-татуировке на запястье и добавил дозу ноотропов — мысли потекли спокойнее и увереннее.
— Ну-у, — протянул Платон, — вообще-то, я вас предупреждал. Симуляция этого эксперимента сложная и нестабильная. Ваше присутствие стало вносить критические изменения в ее ход — вы соприкоснулись с особенно динамичной формой ландшафта, этим «булыжником». Ресурсы на воспроизведение виртуальной модели во всей сложности колоссальные, потому система предупредила о перегрузке. К сожалению, вы не успели минимизировать свое влияние, и компьютер предпочел выкинуть вас из симуляции принудительно…
Я глянул строго.
— Иными словами, вычислить эффекты моего присутствия компу оказалось слишком
Платон кивнул.
— Да, туговато у нас с мощностями, — протянул я. — Но ты же говорил, это запись поведения системы примерно месячной давности? Всего лишь запись? То есть для моего погружения не требовались особо сложные расчеты в реальном времени. Только воспроизведение результатов уже проведенных. Разве нет?
— Да, но перекодировка в сенсорные сигналы, создание виртуальной реальности — тоже задачка не из легких.
Платон развел руками. Я вздохнул:
— Ладно. Теперь хотя бы увидел все это вблизи. Стали яснее проблемы группы Кормака с этим экспериментом. Значит, всему виной, получается, тормознутость нашего компа? По этой же причине, как говорит Кормак, реальное развитие эксперимента обгоняет нашу симуляцию?
Платон закончил с аппаратурой, присел на краешек сенсорного кресла и рассмеялся:
— Андрей Николаич, ну тормознутость — это вы сказанули! Все-таки наш кластерный автомат в топовой десятке суперкомпов…
Я отмахнулся:
— Знаю, знаю. Но что же делать, если явления, которые изучаем, сложнее любых возможностей этой машины? И вот именно из-за этого поднимается жуткий кипеш по всему Институту. Эта синергетическая «коровья лепешка» под колпаком у нас во дворе вчера вышла, видите ли, за предсказательный горизонт. Мы не знаем, как она поведет себя дальше даже качественно, и опасный эксперимент развивается вслепую. Так что это комп тормознутый, а не природа «слишком быстрая». Мы не можем позволить себе таких промедлений.
— Коровья лепешка? — хохотнул Курков. — Хех, ну вы даете, Андрей Николаич!
Я скривился, будто слопал целый лимон.
— Ну а как прикажешь ее называть? Танака вон вообще кличет «садом камней». Не знаешь, что общего там углядел?
Курков пожал плечами.
— Не-а. Тут уж каждый во что горазд. Кому что ближе: кому сад камней, а кому и кусок навоза…
Платон протянул многозначительную паузу. Я покачал головой: ах, как тонко и умно. Нахмурился и кинул взгляд на часы.
— Ладно, все, мне пора. Совет через пять минут. Если у Кормака что новое, сразу ко мне.
Оставив Платона копаться с железками, направился в конференц-зал.
Глаза скользят по строкам отчетов. Эксперимент «Саморганизм» — увесистая папка гипертекстовой и аудиовизуальной медиасреды с полудесятком полноценных голографических симуляций. Важные отрывки сразу перекачиваю в персональный лабораторный халат, некоторые моменты подвешиваю на сервер Института в общее инфооблако — пускай сотрудники на досуге головы поломают. Задачи и проблемы общие, надо как-то решать…