Апокалипсис отменяется (сборник)
Шрифт:
Сквозь прорези в завесе разглядели, что центральный выступ все так же смотрит в небеса, только подрос еще метров на пять.
Персонал сгрудился у мониторов, все на ноотропах и львиных дозах стимуляторов. Мрачным призраком за их спинами прохаживается полковник. Тот срочно поднял половину своих людей, автоматике больше доверия нет, у орудий и исследовательской аппаратуры по периметру купола дежурят вояки.
К четырем утра на стекле выступил странный рисунок аморфных пятен и изогнутых линий. Взгляды беспомощно скользили по этому художеству: стаи догадок роятся в головах, кажется, что рисунок чем-то знаком, но сходства человеческий глаз
Наконец Танака громко хлопнул себя по лбу и молча вылетел из командного центра. Я успел заметить, как японец повернул в вычислительный зал. Еще двадцать минут протекли в молчанье.
— Это отражение, — прозвучало от дверей подобно раскату грома. Люди синхронно вздрогнули и обернулись.
Такеси с ворохом распечаток прошествовал по комнате, кипа электронной бумаги хлопнулась на стол.
— Эти пятна, — пояснил он, — соответствуют интенсивности излучения в инфракрасном диапазоне, которое падает на стенки купола. Отражение в низких частотах.
Через два часа картина начала распадаться. Пятна поползли и расплылись, прожилки разорвались. Казалось, сейчас рисунок исчезнет. Однако картина переструктурировалась причудливым образом, на внутренней стороне стекла словно выткали искусный узор. Тут уж выбирать не приходилось. Компьютерщики остановили симуляцию эксперимента в суперкомпе и загрузили машину расшифровкой неведомой символики.
В долину упал первый солнечный луч, а узоры все сменялись узорами. Натужное гудение охлаждения в компьютерном зале возвещает непрерывную работу вычислителей. О’Коннел меряет коридор маршевым шагом, лицо застыло глыбой льда, только перекатываются и играют желваки.
Танака первым покинул вычислительный центр и жестом пригласил всех в конференц-зал. Ученые и вояки выстроились вдоль круглого стола, Такеси в молчании застыл у окна. Взгляд скользит по распечаткам, ученый молча почесывает лоб, в раздумье и нерешительности.
Наконец молвил:
— Поздравляю вас, товарищи! Не знаю, насколько можно считать это «контактом», и вообще — для кого делает свои выкладки эта штуковина… Но то, что мы видим, — это математика. Формулировка известных теорий в особой знаковой системе. Причем сразу по нескольку важных результатов в одном и том же узоре. Час назад квазиорг сформулировал теорему Пригожина о минимуме производства энтропии, что можно считать как-то связанным собственно с сутью нашего эксперимента… То есть, возможно, он обращался к нам… А конкретно в данный момент там обе теоремы Геделя, если вам интересно.
После паузы О’Коннел объявил срочное заседание научного совета, и собравшийся люд начали деликатно выпроваживать из конференц-зала.
Стальной кулак взмыл вверх и с силой обрушился на беззащитную столешницу. Треск разлетелся по залу, по гладкой поверхности побежала глубокая трещина.
О’Коннел грозно засопел, налитые кровью глаза обвели присутствующих. Под его взглядом ученые ощутили, что полковник с радостью порвал бы их на части и спалил напалмом. Кто-то шумно сглотнул, я покосился на звук и обнаружил непривычно бледное лицо Вроцека. Щеки будто присыпаны мукой, а зелень с гребня на черепе поползла, кажется, вниз, заливает лоб. Я тотчас отвернулся, пряча усмешку.
— Ну что? — прорычал О’Коннел. — Вы и теперь будете настаивать на продолжении эксперимента, доктор Кормак?
Полковник зыркнул угрожающе, и Кормак согнулся под тяжестью чугунного
— Что вам еще необходимо, чтобы убедить: никакого контроля над происходящим у вас нет? Чтобы эта штука пробила купол и разлилась по всей долине?
Танака откашлялся деликатно и заметил:
— Прошу вас, поспокойнее, полковник. К чему эти эмоции? Вы прекрасно знаете, что в наших силах в любой момент остановить исследования, изолировать систему, прекратить подачу питательных веществ… А при необходимости, даже без вашего военизированного отряда, Институт в состоянии и уничтожить созданное… гм, существо.
Скрипнули подошвы, О’Коннел на каблуках повернулся к компьютерщику, но японец выдержал взгляд и развел руками.
— Да-да, — поддержал я. — Не кипятитесь.
На губах Кормака заиграла робкая улыбка, он послал благодарный взгляд.
Военный шумно втянул воздух, потом его грудь медленно опустилась.
— Хорошо. Я вам верю, — спокойно произнес он. — Но учтите, и у этой веры есть предел. Я, конечно, понимаю, что на пути этой штуковины мощнейшие барьеры и заградительные системы. Но меня очень беспокоит, что потеряна связь со всей техникой внутри купола, а усиливает сомнения тот факт, что никто из вас, господа, не смог предвидеть такого исхода. И еще. В вашем, вот в вашем же докладе, — сказал О’Коннел, указывая на Танаку, — содержится предположение, что еще раньше, последние несколько дней, внедренные в биомассу микроботы могли подавать неадекватные сведения. Ибо они, видите ли, могли стать частью неких обменных потоков внутри «лепешки», а потому транслировать лишь очень специфические данные, справедливые для небольшой области системы. Иными словами, мы видели нечто вроде дезинформации, а реальное положение вещей оставалось для нас загадкой. Если этот ваш квазиорганизм сумел таким образом «ассимилировать» ваши же микроботы…
Танака промолчал. О’Коннел хлопнул ладонью по столу.
— Ладно, — подытожил полковник. — Совет окончен. Пока что от конкретных действий воздержусь, но если что-то стрясется…
Тут пол дрогнул. Люди беспокойно завертели головами, брови полковника поползли к переносице. Второй толчок пришел из глубины, будто ходуном заходили подземные недра. Пол подпрыгнул, нас бросило, как на батуте, к самому потолку. Оглушительный треск расколол воздух, словно лопается земная кора. Завибрировали стекла в рамах, некоторые испаутинили сети трещин.
— Что за черт… — ругнулся О’Коннел.
Из коридора доносятся крики, топот бегущих ног.
Мы бросились к окну. Купола больше нет. На его месте встает громадный пылевой гриб. В клубах пыли движется что-то громадное, перетекает за пределы охранной зоны…
Затаив дыхание, смотрели, как квазиорганизм, похожий на рукотворную амебу, выползает, выливается из экспериментальной зоны. Полужидкий, он быстрым потоком устремился прочь. Накатывающая масса снесла два военных вертолета, перехлестнула через ближайший холм и устремилась в пустыню.
О’Коннел бросил ладонь к уху, активируя встроенный микрофон.
— Разворачивайте боевые единицы. Переходим к плану С. «Красная» тревога, — прозвучал приказ. — И да, отчет мне немедленно, как этой хреновине удалось проломить купол.
Кормак бросился к генералу, вцепился вояке в плечо. Тот раздраженно повел рукой, но ученый повис на плече и болтается, как тряпочка на туше разъяренного носорога. О’Коннел почти силой отлепил Кормака от плеча.
— Вы не посмеете! — прокричал Макнил.