Аптечка номер 4

Ханов Булат

Чтобы вскоре защитить диплом по всем правилам и снова занять место в строю.

Зарема и не догадывалась, до чего легко мне дался выбор.

— Предварительно я в деле, — сказал я. — И тоже за Финляндию.

Первое слово добавил по привычке. Типа страховку включил.

Меня радовала перспектива двинуть в путь с брюнеткой, очаровательной в своей дерзости. Брюнеткой с точеными скулами, дерзкими глазами, звонким голосом и другими чертами, напоминающими, что я принадлежу к старой породе мужчин, которые не провели

работу над ошибками и продолжают объективировать женщин.

Финские активисты в моей картине мира обитали примерно там же, где и британские ученые. Я выбрал Финляндию только из-за направления. Двигаясь на север, я до последнего оставлял себе шанс передумать и вернуться в Казань.

С Питером этот номер прокатит, но не с Улан-Удэ или Кызылом. Да и ехать в Забайкалье дикарем — заявка на Премию Дарвина, не меньше. Учитывая жгучую любовь местных сепаров к русским, можно ожидать, что буряты и тувинцы захотят в лицо высказать колониальные претензии. В таком случае газовой плиткой мы вряд ли отделаемся.

Эти соображения я оставил себе. Кто знает, какие у Заремы представления о социализме? Вдруг она записала бы меня в нацисты, услышь от меня что-то плохое в адрес нацменов, сны видящих, как порвать со всем русским и порвать любого русского, когда тот встанет на пути.

Короче, я из тех, кто предпочитает сойтись поближе, чтобы выяснить, из-за чего конфликтовать. Зарема же, насколько я убедился, принадлежала к числу тех, кто подбивает собеседника на конфликт, чтобы определить, сходиться ближе или нет.

Она пригласила меня на кухню и предложила чаю. Из вежливости я согласился, ожидая, как в кружку с коричневым налетом мне плеснут кипятка и окунут туда пакетик. Вместо этого Зарема заварила в прозрачном чайнике ройбуш и заправила его индийскими специями. Миниатюрные чашки, созданные словно для кукольного домика, порадовали чистотой. Я внезапно осознал, что квартира, несмотря на бардак, не грязная.

Мой взгляд легко выхватил пылесос из обилия вещей.

— Твои родители живы? — спросила Зарема.

Я кивнул.

— Ты с ними живешь?

— Они в другом городе. Я тут только учусь.

— Что им скажешь?

Я вообразил, как отвисает мамина челюсть. Привет, нашел себе подружку. Мы на попутках уехали из Казани. Универ бросил. Кстати, звоню из Финляндии, навел тут мосты с активистами. Попробую развести их на политическое убежище.

Мои родители, милейшие люди, полагали, что происходящее — это затянувшееся историческое недоразумение. Скоро оно закончится, пыль уляжется, и все будет как прежде, как в 2021-м или даже как в 2013-м. Порочная житейская мудрость подсказывала им, что все так или иначе устаканивается.

2

Соседа по комнате и комендантшу я известил, что пропущу первые дни учебы. Соберу, мол, материал по дипломному проекту.

В голове уже родилось название для дипломной

работы — «Практика гонзо в политической эмиграции». Защита состоится в прекрасной России будущего. На факультете свободного письма или о чем там сейчас принято грезить.

Короче, место в общаге у меня есть. Если с Финляндией не сложится, вернусь к учебе.

Не самая хорошая привычка — перестраховываться по сто раз, натягивать спасательное полотно до самого горизонта, прежде чем прыгнуть. Рисковать не рискуя. Каждый раз, решаясь на перемены, я обнаруживал, что предусмотрел сто и один способ откатить все на исходные.

Зарема, напротив, рвала всерьез. Она вынесла к мусорке отцовские вещи и отвезла кота тете.

Когда котофея сажали в переноску, он заученно подобрал лапы и не издал ни звука. Прищуренные глаза сквозь решетку излучали доверие хозяйке и судьбе.

— Настоящий мужик, — напутствовал я кота, — должен быть усатым и немногословным.

Пока Зарема навещала в последний раз тетю, я трудился над ужином. Когда хозяйка вернулась, ее ждала жареная картошка с луком, а также огуречный салат с грецкими орехами и фасолью. В категории бюджетных десертов выбор пал на грушевый сидр. Пиршество, считай, по общажным меркам.

Зарема заправила салат рисовым уксусом.

— С удовольствием открыла бы к столу бутылочку бордо шестьдесят второго года, но у меня таковой не залежалось.

За ужином последовал сеанс хакинга — так я это понимал. Зарема установила на мой телефон программу, скрывающую мои геоданные. Теперь я находился в десяти точках одновременно, включая Калининград и Владивосток. При этом никакого специального приложения с иконкой телефон не показывал. При навязчивых вопросах можно сослаться, что GPS шалит.

— Отечественный разработчик, — гордо отметила Зарема. — Любит страну и ненавидит государство

— А эта приложуха вообще легальна?

— Не запрещена.

Зарема добавила, что на всякий мне лучше включать режим инкогнито, когда захожу в поисковик.

Потея на полу в тесном спальнике, я еще раз пожалел. Ввязался так ввязался.

Ранним утром Зарема плеснула в лицо холодной воды.

— Просыпайся. К ночи уже под Владимиром будем.

Я моргал и силился сообразить, под каким это Владимиром мы будем к ночи.

В отместку за наглое вторжение в сон я на добрый час оккупировал ванну. Налил воду, напустил пену, задремал. На выходе меня встретила холодная яичница.

Зарема стояла у окна скрестив руки.

— По сути, с папой я только сейчас прощаюсь, — призналась она. — В последние годы мы разговаривали мало. Я снимала квартиру. Вкалывала на работе, изучала языки, ходила на вокал. Меня ужасала мысль закиснуть и перестать быть интересной для кого-то, кроме родни и старых подруг.

— Это произошло с папой? Он тоже перестал быть интересным для всех?