Аптечное дело

Галданов Виктор

Следователь провел рукой по волосам.

— Но ты хоть что-нибудь знаешь об этом убийстве? — спросил он почти умоляюще.

— Наконец-то, старик, ты ведешь себя разумно. Так и быть, открою тебе секрет. Я знал, что Зиганшин остановился здесь, более того, мне необходимо с ним переговорить. Правда, это было, так сказать, дополнительным делом к тем, из-за которых я и приехал сюда.

Пришляк дернулся, как будто в него вонзили иглу, в глазах его вспыхнули огоньки.

— Да ты просто дурачишь меня, — заорал он. — Опять ты подсовываешь мне старые байки!

— Слушай, прими седуксен, — посоветовал я. — У тебя, наверное, язва. Я хочу указать тебе верный след. Да, я пришел сюда, чтобы поговорить

с Зиганшиным — но и только. Я не делал из этого никакого секрета. А тебе тогда и вообще ни до него, ни до меня дела не было. Так что тот, кто захотел отправить Зиганшина в лучший мир, сделал это совершенно беспрепятственно. Я же обдумал и предусмотрел все варианты, кроме убийства. Возможно, я и заслужил тюрягу, но лишь по приговору собственной совести. — Лицо мое оставалось серьезным. — Убить же Зиганшина было чрезвычайно легко. Вероятно, убийца пришел в гостиницу вместе с ним. Но поднялись они разными лифтами. В вестибюле, под тем или иным предлогом, он задерживается на несколько минут, потом поднимается, заходит в номер, болтает, ждет, пока Зиганшин зайдет в ванную, и убивает его. Затем он дожидается меня, убеждается, что я остаюсь на ночь, звонит дежурному и от имени Зиганшина просит разбудить утром. Все считают, что Зиганшин жив, а когда милиция узнает утром, что он убит, а я поблизости — вывод напрашивается сам собой. Идея просто замечательная! Убийца предугадал ход твоих мыслей, Анатолий!

Я произнес все это очень легко и спокойно, но взгляд мой оставался отрешенным — я словно облекал в слова те мысли, которые уже давно созрели в подсознании. А думал я о вещах самых разных: о том, что, вероятно, именно от этой ловушки меня хотела уберечь Лариса Бурциевич, и о том, что даже дурацкое падение на кровать не лишало привлекательности ее совершенное тело, и о том, что в один прекрасный день я наконец постараюсь быть разумным.

Пришляк был по-прежнему мрачен.

— Звучит неплохо, но это всего лишь слова…

— Думаю, найдутся и факты, подтверждающие мою правоту, хотя бы частично, — сказал я. — Если дежурному звонил Зиганшин, на телефонной трубке должны остаться отпечатки его пальцев. Если только их не стерли. Но убийца вряд ли стал бы обтирать телефон — если только сам им не воспользовался. Кстати, ты случайно не опередил меня?

— Я подумал о такой возможности, — уклончиво ответил детектив. — Но все же кто убил Зиганшина?

— Вероятно, какой-нибудь раздраженный пенсионер, выражающий свой протест против бешеных цен на лекарства.

Терпение капитана Пришляка лопнуло.

— Если ты развлекаешься, то и я пойду посмеюсь. На чьих-нибудь похоронах, например. Зиганшин был высокопоставленным чиновником. Вся Москва, включая президента, будет стоять на ушах. Они не отстанут и от меня, пока я не достану убийцу хоть из-под земли. Но если ты не знаешь ничего, тогда убирайся отсюда вон.

— Будь ты повежливее. Толь, я свел бы тебя с нужными людьми. Но сначала я должен позвонить.

— Валяй.

Я подошел к телефону. У меня не было и тени сомне-, ния, что Пришляк внимательно следил за мной и был в курсе всех моих звонков, включая и разговоры с Сысоевым.

Через несколько минут мне ответил бодрый голос Сысоева.

— Ночной Зуб-Клуб, — бодро сказал я. — Как ваши дела?.. Да, у меня тоже. Я уже давно не звонил в Усмановск, надеюсь, никаких плохих новостей?.. Хорошо. Ничего не слышно о Пирчюписе? Хм-м… Да, с этим ублюдком придется повозиться. Да, я так и думал, что за ним ничего нет, иначе от него не было бы и пользы. Я хотел узнать вот что. Вам случайно не звонил такой очень важный товарищ по фамилии Зиганшин, и не пытался ли он выяснить подробности вашего вчерашнего пикника в Усмановске? Звонил, говорите? Забавно… Почему именно забавно,

пока не скажу. Сейчас я передаю трубку следователю капитану Пришляку — красе и гордости питерского сыска. Этот мастер по раскрытию таинственных происшествий зачем-то хочет отправить меня в СИЗО. Скажите ему все, что вы о нем думаете.

Передав трубку Пришляку, я лениво отошел к окну, покуривая сигарету, наблюдая за колечками сизого дыма и размышляя о сомнительной награде за сложный и извилистый путь к истине.

21

Что именно скажет Сысоев следователю, меня уже мало волновало. Наверное, поведает обо всем в подробностях — по крайней мере, о тех, которые знал. Однако Сысоев не знал о связующей нити, которая тянулась от Ларисы к ее папе Роберту и Владимиру Миркину. Сам же я был почти уверен, что последний и есть убийца Зиганшина. Я не мог себе представить исполнителя со стороны, сам старик Бурциевич вряд ли взял бы грех на душу. Если между Пирчюписом и Миркиным существует связь, у Сысоева, вероятно, есть какие-то свои доказательства. Но, судя по всему, такими доказательствами он не располагал.

Следовательно, скорее всего Пирчюпис работал на заграницу. Но это уже отдельная история.

Мне и раньше приходилось сталкиваться с подобными бутафорскими драконами из ТЮЗовского реквизита. Однако на этот раз я испытывал какую-то головокружительную убежденность, что моя будущая добыча значительно опаснее, чем любое из встреченных прежде банальных пугал.

Я и самому себе не смог бы объяснить, почему никому не рассказываю о подозрениях, связанных с «Фармбиопромом». Я предполагал, конечно, что поступок мой не найдет оправдания у законников, однако, как всегда, пренебрегал подобными тонкостями. Это грозило непоправимым возвратом к моим прежним привычкам, выходившим за рамки закона, и могло помешать мне с блеском исполнить ту новую роль, которая выпала благодаря знакомству с Вероникой. В любом случае причина, по которой я никому не доверял свою тайну, крылась не в красивых ногах девушки. Я прекрасно понимал, насколько уязвимы и неосновательны мои доказательства. Они прозвучат еще более смешно, чем те обвинения, которые попытался выдвинуть против меня капитан Пришляк. Понимал я и то, что не существует законного оружия, которое пробило бы броню такого законопослушного человека, как Роберт Бурциевич, занимающего к тому же столь важное положение., Да, я бросил вызов Ларисе, но боялся, что мой призрачный меч будет поглощен законодательным болотом еще до того, как я сумею нанести удар. Я старался обо всем этом думать как можно меньше…

К тому моменту, когда Пришляк закончил разговор, он был спокоен и невозмутим, как всегда. Видно, общение с Сысоевым стоило ему немалых усилий — на лбу у него даже выступила испарина. Он склонился над записной книжкой, изучая только что сделанные записи. Манера его обращения тоже слегка изменилась.

— Единственное, чего никто еще не знает, — замети он, прокашливаясь, — зачем ты вообще притащился в Питер.

— Чтобы собрать компромат на некоторых типов, — искренне признался я. — Девушка не входила в мои планы, она появилась неожиданно.

Пришляк никак не отреагировал на это. Я почувствовал, что следователю стало легче на душе.

— Зачем тебе понадобилось увидеть Зиганшина? — спросил он.

— Я прочел его досье, не обнаружил в нем ничего предосудительного и решил отправиться прямо к нему в берлогу — просто поговорить. Сначала разговор не клеился, но в конце концов я произвел на него должное впечатление, и покойник решил даже проверить мою информацию. К несчастью для себя, как выяснилось. Как и я, он оказался не слишком умен. То есть недостаточно умен для того, чтобы держать язык за зубами.