Аргентинец поневоле 2
Шрифт:
При этом Арауканы — воинственный индейский народ, обитающий в Чили и на западе Аргентины, но в основном в независимой стране Араукании, прославившийся своей длительной борьбой за независимость. Их европейское название взято из языка индейцев кечуа, где слово «аука» означает бунтовщиков, врагов. Самоназвание народа — «мотуче» («воины, или люди, с запада») или «мапуче» («люди земли»). Народ представляет собой отдельную группировку в рамках андо-экваториальной этнографической семьи; нынешняя численность араукан Чили и Аргентины — оценивается в около 800 тыс.
Моя экспедиция еще могла бы завершиться успехом, если бы не одно печальное обстоятельство. Чтобы разогнать скуку, полюбившие разбой индейцы продолжали совершать свои набеги на аргентинцев, и один из отрядов индейцев-грабителей был захвачен в плен аргентинским отрядом ополченцев генерала Рохаса. Ну что за бедовый народ!
Мое положение тут же стало совершенно не завидным. Более того, смертельно опасным. Учитывая, что молва уверенно связывала меня с генералом Рохасом, самым славным нынешним боевым именем Приграничья.
Индейцы пришли от имени алчного вождя Чегуека, чьи руки были в крови по самые локти, и предложили мне написать письмо аргентинскому правительству, чтобы оно отпустило на свободу захваченных в плен грабителей. Я был не в том положении, чтобы сопротивляться, хорошо зная, что, избежав первой ловушки, мы неизбежно попадем во вторую, поскольку индейцы хитры и беспощадны и уже приняли все меры предосторожности, чтобы не позволить нам улизнуть. Разнузданные толпы дикарей уже потирали руки в предвкушении моей ошибки. В бессильной ярости стискивая крепкие и блестящие, как у волков, зубы.
— Помни, бледнолицая собака, что сам бог Кудуани, в своей великой милости, лишил тебя разума и предал в наши руки! — угрожали мне краснокожие посланцы. — Теперь ты наш. С потрохами! Вся твоя жизнь, твое дыхание, голова и сердце — наши! Что бы мы не приказали тебе, ты должен исполнять не колеблясь, как рука выполняет волю головы. Иначе — смерть. Лютая, жестокая смерть!
Вынужденный отказаться от сопротивления, я решил пойти на хитрость, притворившись, что не знаю, какая судьба меня ждет. Умереть — всегда успею.
Под предлогом, что мне необходимо послать моих спутников к большому начальнику, я отправил двоих из моих гребцов-индейцев с весточкой в Пунто-Аренас.
Так же я написал аргентинскому правительству, изменив на противоположное содержание, продиктованное мне вождем: то есть, что ни в коем случае не следует отпускать никаких пленников, поскольку был уверен, что индейцы никогда не вернут мне свободу, а я надеюсь сбежать.
На следующий после отправления курьера день, с севера, с Рио-Колорадо, пришел одинокий индеец с багровым шрамом на лице.
Он сумел убежать из аргентинского лагеря, где уже погибли многие из его арестованных соплеменников, и сказал, что их все время убивают. Особенно буйный абориген был недоволен тем, что казнят не тех кто больше грабит, а тех, кто попадается. Это казалось ему высшей несправедливостью.
Кроме всего прочего, этот лукавый мошенник рассыпался в жалобах. Якобы все «вороны» наги и нищи, бедны и утомлены; в пути они вечно страдают от
Какой тут начался ажиотаж! Большой совет снова собрался на поляне у реки Лимая. Там старшие вожди, бросая на меня мрачные взгляды, полностью одобрили поведение Чегуека относительно моей персоны и решили занять отрядами все проходы, близкие к христианским постам…
Теперь все аргентинцы стали для аборигенов заклятыми врагами. И последние охотно бы истребили всех бледнолицых до последнего младенца.
Куркумилла совершенно умыл руки, бросив меня на произвол судьбы. Поистине он стал скользким как еврейская совесть. И я на своем печальном опыте убедился, что ни одному индейцу верить нельзя. Ни одному их слову. Нет такой страшной клятвы, которая могла связать краснокожего и заставить честно выполнять принятое на себя обязательство, в этом отношении все они поголовно лжецы и клятвопреступники. Нрав их коварен и лжив.
Будет мне наука. Как говорится: «„Кидок“ — для жизни урок!»
Но сейчас отступать было поздно. Да и некуда!
Власть на совете захватили вожди приграничных северных племен. Северные приграничники, нажившиеся в набегах на аргентинских трофеях, в душе глубоко презирали южных патагонцев за их сравнительную бедность и дикость нравов.
Их ярости никто не мог противостоять. Проклятая страна!
Боевыми приемами, сопровождавшими Большой совет, индейцы демонстрировали свою готовность к битве, и не раз я видел в нескольких сантиметрах от моей груди острие копья в руках свирепого индейца; не один камень, пущенный из пращи, просвистел у моего уха.
Веселье было в полном разгаре…
Вождь Нокучиек, этот кровожадный зверь, не хотел присутствовать на этом совете; у него были напряженные отношения с Чегуеком из-за высокой цены, которую тот запросил у него за смерть своего зятя, убитого на землях Нокучиека. Однако этот мерзавец, Нокучиек, велел своим посланцам передать совету, что не понимает, почему белых пленников до сих пор не убивают. Ему ответили индейской пословицей, утверждающей, что месть — это плод, который надлежит съедать зрелым.
Перед советом послали за колдунами, и, когда мы вернулись в Калькуфу, мы нашли там одного из них с помощниками. Колдун, окруженный аурой благоговейного почтения, провел три дня в кустарнике, произнося свои заклинания. Я еще подумал, что у бедняги разыгрался сильный понос.
Представьте себе мое удивление, когда на третий день колдун объявил, что знакомые духи принесли ему новость, что я написал в письме губернатору Рохасу, чтобы тот не давал свободу индейцам, а убил их. Ненависть к христианам, естественно, выросла.