Аргентинец поневоле
Шрифт:
В Аргентине русские евреи встретили множество испанских соплеменников, которые с радостью поделились с приезжими воспоминаниями о временах Рохаса. А потом часть евреев вернулась из Аргентины в Россию и мудро советовала Ленину и Сталину как надо правильно делать революции и строить государство нового типа.
В общем, одни считали Рохаса дьяволом во плоти. Еще лет сто после его свержения если кто упоминал имя Рохаса, то обязательно добавлял «пусть будет навеки проклято имя этого предателя». Позор и слава вечно ходит рядом.
Другие почитают Рохаса как крупного государственного деятеля, спасшего Аргентину. И
Известно, что время лечит. И если во второй половине 19 века большинство аргентинцев плевались, услышав имя диктатора, то в конце 20 века отношение к Рохасу в обществе начало меняться — все больше аргентинцев начинало видеть в генерале не только жестокого деспота, но и человека, сделавшего для Аргентины много полезного. Наглядным подтверждением признания заслуг Рохаса стало размещение его портрета на двадцатипесовой банкноте, выпущенной в 1992 году, а также на почтовых марках.
А самый известный поэт Аргентины Хорхе Луис Борхес посвятил Рохасу свое стихотворение:
"И лег на время
профиль палача,
не мрамором сияя на закате,
а навалившись мраком,
как будто тень далекого хребта,
и бесконечным эхом потянулись
улики и нападки
за беглым звуком…
Не знаю, был ли Рохас
слепым клинком, как верили в семье;
я думаю, он был как ты и я —
одним из многих,
крутясь в тупой вседневной суете
и взнуздывая карой и порывом
безверье тысяч…"
Одно можно сказать прямо. В начале своего правления, то есть именно сейчас, в Аргентине не было популярнее человека чем Рохас. Это был любимец народа. Народ вознес его к власти, народ всегда поддерживал и именно народ его скинул, когда Рохас народу надоел хуже горькой редьки. Так как Рохас как и всякий политический деятель был силен не иностранными штыками или импортной подмогой, а именно что «мнением народным».
Хуан Мануэль Хосе Доминго Ортис де Рохас-и-Лопес-де-Осорнио является ключевой и наиболее противоречивой личностью в аргентинской истории.
Как говорится, спросите у двух наугад выбранных аргентинцев, что они думают о Рохасе, — и вы услышите три различных мнения. Эта шутка показывает, как относятся к Рохасу коренные аргентинцы. Его часто сравнивают с Наполеоном Бонапартом, что, в общем-то, верно — у них было много схожего, и дни их славы закончились примерно одинаково, но если о Наполеоне подавляющее большинство французов отзываются с приязнью и уважением, то с Хуаном Рохасом дело обстоит иначе.
Тут можно вставить свои три копейки, что если Наполеон был военным гением, то его последователи и эпигоны в Латинской Америке оказались военными бездарями. Просто жуть. Возьмем хотя бы «Императора Запада», мексиканского президента Санту-Анну. В первой техасской войне он ухитрился наголову проиграть двумстам ополченцам Сема Хьюстона, в битве при реке Сан-Хасинто 21.04.1836 г., в то время как у него под командованием была регулярная
Любят наши новоявленные местные Наполеоны как обычно, в штыковые атаки ходить. Типа пуля — дура, а штык — молодец. Вас, солдатиков, много, а патронов мало.
Рохас тоже не снискал военных лавров. Он умел побеждать, имея значительное военное преимущество, умел мобилизовать народные массы, организуя себе это численное преимущество, но как незадачливый полководец умудрялся всегда проигрывать если соперник превосходил его в численности, если силы были равны или даже если у противника было несколько меньше солдат.
Патриоты, которых либералы любят называть «националистами», и консерваторы, любящие по рассуждать о старых добрых временах, когда деревья были большими, трава зеленее и мороженное стоило 20 копеек, считают Рохаса спасителем (и главным создателем) аргентинского государства, героем, для которого родина и ее интересы всегда стояли на первом месте, зато либералы, наши светочи демократии, свобод и прав человека, ставят Рохаса на одну ступень с Аугусто Пиночетом и Фиделем Кастро — самыми известными диктаторами Латинской Америки.
Хуана Рохаса так же принято сравнивать с пробританским Бернардино Ривадавией, и это сравнение, точнее — противопоставление, может быть как в пользу первого, так и в пользу второго. Можно сказать, что три десятилетия правления Рохаса перечеркнули все хорошее, что было сделано Ривадавией, но можно сказать и иначе: Рохас вытащил Аргентину из задницы, из той пропасти, куда ее столкнул Ривадавиа, или, если угодно, удержал ее на краю пропасти.
И знаете что самое смешное? Ха-ха два раза! Оба мнения, при всей их полярности, будут верными. Добра и зла в чистом виде в мире не существует, все смешано, все взаимосвязано, и часто случается так, что благие намерения приводят к печальному концу, а те, которые благими назвать не получается, приносят благо.
Безусловно я верю, что Ривадавиа хотел сделать свою родину передовой державой, могущественной и процветающей. Но по факту дело быстро закончилось тем, что государство, не успев оформиться, распалось на тысячу кусков и было ввергнуто в пучину гражданской войны, которой, казалось, не будет конца.
Соединенные провинции Ла-Платы в двадцатых годах 19-го века напоминали футбольное поле, на котором каждый игрок играет только за себя. На смену тем, кто сходил со сцены, мигом приходили другие, а за происходящим внимательно наблюдали, в надежде воспользоваться любой ошибкой, бразильский император Педру I, испанский король Фердинанд VII, король Великобритании Георг IV, а также вернувшиеся на престол французские Бурбоны — Людовик XVIII и Карл X.
В такой ситуации будущее Соединенных провинций представлялось печальным — слабым государствам (или осколкам государств) самой судьбой предначертано стать добычей сильных.
Главной проблемой, главным недостатком Ривадавии было то, что он часто «плыл против течения», то есть поступал вразрез с мнением влиятельной части общества, что в конечном итоге привело к распаду союза провинций Ла-Платы. Как метко говорил Пушкин: «Давал три бала ежегодно и промотался наконец»!
Главным же достоинством (с исторической точки зрения) Рохаса было то, что он не считался ни с кем, поступая так, как сам считал нужным. Мнение было или его или неправильное.