Аргонавты

Дионис Антонио

Принести жертву Афродите, и, если богиня ее примет, нам всем идти во дворец, или нет, лучше мне одному идти, а вам оставаться на местах. Я сам поговорю с Медеей.

И пока аргонавты спокойно спали, совершив все приготовления для завтрашнего жертвоприношения богине любви Афродите, не было покоя в чертогах Медеи. Снились ей сны один тревожнее другого. То снится ей, что Ясон борется с быками, а наградой за победу герою должна служить сама Медея. То снится ей, что она сама вступает в борьбу с дышащими пламенем быками и легко побеждает их. То видит, как отказывают родители отдать ее в жены Ясону: ведь не он победил быков. Разгорается спор между Ясоном и Зетом, сама Медея должна решить этот спор, когда же решила она спор в пользу Ясона, приснилось Медее, что изгнана она и пережидает дождь под широкими воротами. Кроме

нее, не было никого. Только на толстом круглом столбе сидел сверчок. Вдруг откуда-то собралось несчетное множество ворон. Они описали круг над Медеей и принялись что-то клевать. Прошло несколько минут. Медея, съежившись, как кошка, и затаив дыхание, заглянула в окно огромного дворца. Вдруг она заметила широкую лестницу, ведущую во дворец. Поднявшись на две-три ступеньки, она обнаружила, что там, во дворце, наверху, кто-то есть с зажженным светом, к тому же свет двигался то в одну сторону, то в другую. Это сразу бросилось Медее в глаза. Неслышно, как ящерица, почти ползком добралась она до верхней ступени. И затем, насколько возможно прижавшись всем телом к лестнице, вытянув шею, она заглянула внутрь. Во дворце, в беспорядке валялось множество трупов, но так как свет позволял видеть меньшее пространство, чем хотелось, то, сколько их, Медея не могла разобрать. Единственное, что хоть и смутно, но удавалось ей разглядеть, это - что были среди них трупы голые и трупы одетые. Трупы женщин и мужчин валялись вперемежку. Все они валялись на полу как попало, с раскрытыми ртами, с раскинутыми руками, словно глиняные куклы, так что можно было даже усомниться, были ли они когда-нибудь живыми людьми. Освещенные тусклым светом, падавшим на выступающие части тела - плечи или груди, отчего тени во впадинах казались еще черней, они молчали, как немые, вечным молчанием.

От трупного запаха Медея невольно зажала нос. Но в следующее мгновение она забыла о том, что нужно зажимать нос: то, что увидела Медея, почти совершенно лишило ее обоняния. Только в тот миг глаза ее различили фигурку, сидевшую на корточках среди трупов. Это была низенькая, тощая, седая старуха, похожая на обезьяну, в платье ярко-лилового цвета. Держа в правой руке зажженную кедровую лучину, она пристально вглядывалась в лица двух трупов. Судя по кудрявым волосам и маленьким тельцам, это были трупы двух детей. Медея, казалось, перестала даже дышать. Между тем старуха, воткнув лучину в щель между досками пола, протянула обе руки к головкам трупов, на которые она до сих пор смотрела, и, совсем как обезьяна, ищущая вшей у детенышей, принялась волосок за волоском выдергивать волосы. Они, по-видимому, легко поддавались ее усилиям. По мере того, как она вырывала один волос за другим, страх в сердце Медеи понемногу проходил. И в то же время в ней поднималась сильнейшая ненависть к старухе. В ней с каждой минутой усиливалось отвращение ко всякому злу вообще.

Она, разумеется, не понимала, почему старуха выдергивала волосы у трупов. И вот, напружинив ноги, Медея одним скачком бросилась с лестницы внутрь. И взявшись за рукоятку кинжала, большими шагами подошла к старухе.

Как только взгляд старухи упал на Медею, она тотчас вскочила:

Стой! Куда?
– закричала Медея, заступая ей дорогу, когда старуха, спотыкаясь о трупы, растерянно кинулась, было, бежать. Медея толкнула ее обратно. Некоторое время они в полном молчании боролись среди трупов, вцепившись друг в друга. Но кто одолеет - было ясно с самого начала. В конце концов Медея скрутила старухе руки и повалила ее на пол. Руки ее были кости да кожа, точь в точь куриные лапки.

Что ты делала? Говори. Если не скажешь, пожалеешь.- И, оттолкнув старуху, Медея выхватила кинжал и поднесла его к ее глазам. Но старуха молчала. С трясущимися руками, задыхаясь, раскрыв глаза так, что они чуть не вылезали из орбит, она упорно, как немая, молчала...

Только тогда Медея осознала, что старуха полностью в ее власти. Это сознание как-то незаметно охладило пылавшую в ней злобу. Остались только обычные чувства покоя и удовлетворения. Глядя на старуху сверху вниз, она уже мягче сказала:

Скажи, что ты делала сейчас здесь?

Старуха еще шире раскрыла и без того широко раскрытые глаза с покрасневшими веками и уставилась в лицо Медеи. Уставилась острым взглядом хищной птицы. Потом, как будто жуя что-то, зашевелила сморщенными губами, из-за

морщин, почти слившихся с носом. Было видно, как на ее тонкой шее двигается острый кадык. И из ее горла до ушей Медеи донесся прерывистый глухой голос, похожий на карканье вороны:

Рвала волосы... рвала волосы... Тем и живу... Я не думаю, что я делаю худо, нет! Ведь я без этого помру с голоду. И богиня Геката, меня, наверное бы, не осудила.

Вот значит как?
– едва поборов страх и отвращение, проговорила Медея. И вдруг, в тот самый миг, она увидела, что у старухи - ее лицо. Сунув под мышку сорванное со старухи платье ярко-лилового цвета, она в мгновение ока сбежала по крутой лестнице в ночную тьму. А старуха, сначала лежавшая неподвижно, как мертвая, поднялась с трупов, голая, и поползла за ней следом, не то плача, не то ворча, нагнувшись так, что короткие седые волосы спутанными космами свешивались ей на лоб. Вокруг была только черная глубокая ночь.

Затем приснилось Медее, что она вместе с другими терпит лютые мучения в Озере крови, то всплывая наверх, то погружаясь в пучину. Повсюду, куда ни взглянь, царила кромешная тьма. Лишь изредка что-то смутно светилось во мраке. Это было царство Аида. Кругом тихо, как в могиле. Лишь шипя, слышались чьи-то глухие вздохи. Здесь были души, низверженные после многих мук в самые глубины, не находившие сил стонать и плакать. И Медея, захлебываясь кровью, лишь беззвучно корчилась, как сдыхающая лягушка. Но вдруг она подняла голову и начала вглядываться в темноту, нависшую над Озером крови. Из этой пустынной мглы, с далекого-далекого неба, прямо к ней, поблескивая тонким лучиком, плавно спускалась серебряная нить, словно опасаясь, как бы ее не приметили другие. Медее надо только уцепиться за эту нить и взбираться все выше и выше. Подбодренная этой надеждой, она крепко ухватилась за нить обеими руками и начала изо всех сил карабкаться вверх. Но как она ни старалась, нелегко это было. И ее одолела усталость. Висит Медея на полдороге, отдыхает, и вдруг поглядела вниз, в глубокую пропасть. Озеро крови, где она только что терпела лютые муки, скрылось в непроглядной тьме. Крепко цепляясь за нить, Медея с хохотом крикнула:

Спасена! Спасена!

Но тут же внезапно заметила, что другие тоже без числа и счета облепили паутинку и ползут вслед за ней все выше и выше. При этом зрелище Медея от испуга и удивления не могла вымолвить ни слова. Эта тоненькая нить и ее-то одну с трудом выдерживала, где же ей выдержать такое множество людей! Если нить лопнет, тогда и она сама, уже забравшаяся так высоко, полетит вверх тормашками вниз, в царство теней, в мрачный Аид. Прощай надежда на спасение! А пока Медея говорила это себе, тени из преисподней целыми роями выползали из самых темных глубин озера. Сотни, тысячи утопающих в Озере крови, растянувшись длинной цепочкой, торопливо лезли по сверкающей, как тонкий луч, нити. «Надо что-то скорей предпринять, или нить порвется, и я опять полечу в бездну»,- думала Медея. И она закричала во весь голос: - «Эй, вы! Это моя нить! Кто вам позволил взбираться по ней! Слезайте, слезайте вниз!»

Но что случилось в тот же миг! Нить, до той поры целая и невредимая, с треском лопнула, как раз там, где за нее цеплялась Медея. Не успела она и ахнуть, как вертясь волчком, со свистом разрезая ветер, полетела вверх тормашками все ниже и ниже, в самую глубь непроглядной тьмы. И только короткий обрывок нити продолжал висеть, поблескивая, как узкий луч, в беззвездном, безлунном небе преисподней.

Проснулась вся в слезах Медея, хочет бежать к Халкиопе, но стыдится идти к ней. Три раза уже бралась она за ручку двери, но каждый раз возвращалась назад. Упала на ложе Медея и зарыдала. Услыхала одна из рабынь Медеи ее рыдания и сказала об этом Халкиопе. Спешит Халкиопа к сестре и видит, что лежит, рыдая, Медея на своем ложе.

О, сестра моя,- говорит Халкиопа,- о чем плачешь ты? Уж не участи моих сыновей льешь ты слезы? Не узнала ли ты, что хочет погубить их наш отец?

Ни слова не промолвила Медея в ответ Халкиопе: ведь не о ее сыновьях плакала она. Наконец, Медея сказала:

Зловещие сны снились мне, сестра. Гибель грозит твоим сыновьям и чужестранцу, с которым они вернулись. О, если бы боги дали мне силы помочь им!

Содрогнулась Халкиопа от ужаса, услыхав слова Медеи; обняв ее, молит она о помощи. Знает Халкиопа, что может Медея помочь Ясону. И сказала Медея: