Аргумент весомей пули
Шрифт:
Вот же, черти драные, дожил!
Но никто меня ночью не побеспокоил и до больницы тоже удалось добраться без приключений, а там всё пошло своим чередом, будто вчера и не было никакого разговора по душам. Дважды магистр Первоцвет привлекал меня к исцелению пациентов с запущенной порчей, а дополнительно поспрашивал об уже прочитанных главах медицинского трактата, благо зазубривать его наизусть не было нужды, от меня требовалось лишь понимание предмета.
— Больше усердия! — заявил в итоге магистр. — Иначе не видать тебе патента как собственных ушей! А теперь дуй к хирургам
Всерьёз рассчитывать на патент лекаря первого класса мне в любом случае не приходилось, но трактат о высшей порче я тем не менее штудировал со всем прилежанием. С чем-то разбирался сам, что-то растолковывал Радим. Магистр Первоцвет тоже помогал, но больше советами по практическому применению знаний, теорию он не разжёвывал.
Пациентов с запущенными случаями порчи доставляли в больницу не так уж и часто, но штаны без дела я не просиживал — ассистировал то одному врачу, то другому. Лечить не научился, недоступным для понимания оставалось даже простенькое наложение рук, но вот затворять раны и останавливать внутренние кровотечения наловчился весьма и весьма неплохо. Срастить сломанную кость, порванное сухожилие или рассечённую плоть, сколько ни пыжился, не получалось, зато с кровеносными сосудами это выходило едва ли не само собой. Пусть зачастую дальше требовалось вмешательство полноценного целителя, но в полевых условиях моих способностей должно было хватить за глаза.
— Тебя б натаскать ещё хоть немного… — вздохнул по достоинству оценивший мои успехи магистр Первоцвет и махнул рукой. — Ну да чего уж теперь!
Дни пролетали один за другим, и как-то за завтраком Беляна негромко шепнула:
— Сегодня ночью! Не забудь отпроситься с дежурства!
Я кивнул и в больнице первым делом заявил о намерении взять выходной, благо отработал в усадьбе почти полную седмицу, да на хирургов вкалывал, не покладая рук. Препон мне чинить не стали и внесли в табель запись о выходном, велели только занести соответствующее уведомление в усадьбу.
Но освободили меня исключительно от ночного дежурства, сначала я разбирал непонятные места в трактате о порче, а после закреплял полученные знания на практике. Затем ещё и в операционной половину смены отпахал, вымотался в итоге до крайности — ясно и понятно, что когда на воротах перехватил Огнич, я этому обстоятельству нисколько не обрадовался.
— Нет, нет, нет! — сразу пошёл я в отказ. — Никаких кабаков и борделей! У меня планы на вечер!
— Да не очень-то и хотелось! — рассмеялся фургонщик. — Я ж из Тегоса только! Так вчера с босяками гульнул, что до сих пор штормит.
— А чего тогда?
— Да они передать просили, что человек, которого ты искал, ещё месяц назад в Поднебесье уплыл.
Я кивнул и уточнил у фургонщика:
— Сказали, сколько я им должен?
— Стол накроешь при следующей встрече.
Меня такие запросы босяков всецело устроили, я пригляделся к Огничу и спросил:
— И как у тебя с абрисом?
Фургонщик расплылся в довольной улыбке.
— Оправу сформировал и меридиан исходящий прожёг. Гляди! — Он поднял руку, и над раскрытой ладонью
Фокус был не из сложных, но прежде Огничу ничего такого не удавалось даже близко. Впрочем, он и тут почти сразу махнул рукой, развеивая аркан.
— Месяц сказали не перенапрягаться. Узлы схватиться должны.
Мы зашагали от больницы, и я полюбопытствовал:
— И как тебе абрис?
Фургонщик неопределённо пожал плечами.
— Да не знаю пока. Ещё осваиваюсь. — Он вдруг поскучнел и перевёл разговор на другую тему: — Послезавтра обратно в лагерь, так?
— Угу, — протянул я ничуть не менее уныло.
— Не хочу, — сознался Огнич. — Поглядел на босяков — они как сыр в масле катаются! Работа не бей лежачего, ещё и побольше нашего заколачивают!
— Хорошо устроились, этого не отнять, — признал я очевидное.
Фургонщик покивал и вдруг спросил:
— Гридю знаешь?
— Это кто? — озадачился я.
— Да с нами приплыл! Внешний ученик из отчисленных — его к стрельцам приписали, — пояснил Огнич. — Встретил здесь, пока тебя ждал. Говорит, их сразу после кровавого ливня в бой кинули — позиции они удержали, но убитыми и ранеными треть бойцов потеряли. Нашего одного наповал уложили и ещё одного воздушника, сам Гридя под залп картечи угодил — если б не отторжение, на куски бы порвало, а так перебитыми ногами отделался. Уже на костылях ходит.
— Дела! — присвистнул я.
Мы ещё немного прошлись вместе, а дальше фургонщик отправился отсыпаться в казарму, ну а я двинулся в главную усадьбу. Баюна предъявленный мной документ об освобождении нисколько не огорчил, он лишь кивнул, а поручик Желан так и вовсе расплылся в презрительной улыбке.
— От тебя так и так никакой пользы! Чтоб после ужина духу здесь не было!
— После ужина, — подтвердил я, а про себя подумал, что торгаши совсем страх потеряли, раз уж мелкая сошка не боится задирать боярина.
Впрочем, ну какой я боярин? Одно слово — отрезанный ломоть. Такого сам Царь небесный приструнить велел.
Аппетита не было, но заставил себя поесть, затем опоясался оружейным ремнём, закинул за спину ранец и покинул усадьбу через чёрный ход. За Беляной в её каморку заходить не стал, это мы обговорили заранее. Впрочем, долго скучать в ожидании черноволосой пигалицы не пришлось: та уже минут через пять возникла на другом краю сквера, помахала мне рукой и поспешила прочь. Я припустил вслед за девчонкой, нагнал и забрал корзинку — причём ту пришлось едва ли не вырвать. Беляна ещё и оглянулась как-то очень уж напряжённо, будто ожидала окрика.
— Погоди! — насторожился я. — Ты удрала, что ли?
— Ага!
— А что мешало законный выходной взять?
— Кто б мне его дал! — зло процедила Беляна. — Как ревизор заселился, так ни разу из усадьбы и не отпускали. Первое замечание схлопотала, когда Баюна уведомила, что беру свободный день, и не дождалась разрешения уйти. А попыталась оспорить выговор — так ещё и за самовольную отлучку во дворец правосудия взгрели!
— И что теперь? — забеспокоился я.
Черноволосая пигалица раздражённо фыркнула.