«Архангелы»
Шрифт:
Чего боялся, на то и нарвался! Долгонько «адвокат» не тревожил отца телеграммами, а тут враз напугал насмерть. И было чего бояться: у старика не было и десятой доли той суммы, какую требовал сын. Закрытие прииска, мороз, остановивший толчеи, и покупка пары жирных свиней на рождество вконец опустошили кошель полноправного члена акционерного общества «Архангелы». Как тут было не ходить из дома в дом, пытаясь занять денег, в страхе, как бы его сыночек не застрелился. Напугали старика и те необыкновенные новости, о которых соизволило отписать ему его чадо.
Прежде чем телеграфировать, студент
— Ну не чертушка ли! Нашел время заводить себе барыню! Баран его забодай вместе с его доамной!
Вполне возможно, что Унгурян брюзжал еще и потому, что вынужден был выходить на мороз, где он, раскрасневшийся от вина, мгновенно белел, потом синел, а его тщедушное тело беспрепятственно, словно решето, пронизывал ледяными иголками мороз.
Целых два дня Унгурян понапрасну обивал дружеские пороги. У большинства его приятелей просто-напросто не было такой солидной суммы. Кое у кого, возможно, и были деньги, но они не хотели, отдав их в долг, сами остаться на мели. Было несколько человек и таких, кто без ущерба для себя могли бы одолжить — не велика сумма, полторы тысячи, — но эти немногие все были наподобие Георге Прункула: к ним если денежка попадет, то уж солнышка не увидит.
К тому же кто мог знать, сколько еще протянется эта проклятущая зима, сколько будут стоять замерзшими толчеи. Ведь жители Вэлень за много лет привыкли себя чувствовать хорошо тогда только, когда денег в дому было в достатке.
Было и еще одно обстоятельство: хоть и ходил старик два дня, но не так уж много домов обошел. Он вроде бы и торопился, и страх за сына его подгонял, но, оказавшись перед стаканчиком подогретого и приперченного вина, он надолго забывал про своего «адвоката».
Так что к вечеру второго дня старик Унгурян еще не раздобыл никаких денег. Приостановившись на миг посреди дороги, он, словно говоря с кем-то рядом, громко произнес: «Баран его забодай с его доамной!» И тут его осенило. Ведь он не был у Георге Прункула, а про него давно поговаривали, будто он людям деньги под процент дает.
Старик Унгурян прямым ходом направился к бывшему компаньону.
От домашнего тепла старика развезло — и выпил он в этот день многовато, и отдохнуть, как привык среди дня, не отдохнул.
Поздоровались за руку, Прункул пошутил:
— Нужно к тебе печку челом повернуть, дружище Унгурян! Давненько ты не переступал моего порога! Садись, садись, в ногах правды нет.
Поговорили про мороз, о приисках, об «Архангелах».
— И что
— Маленькая просьба, — сбивчиво начал Унгурян, которому Георге Прункул никогда не был особенно симпатичен.
— Ко мне просьба? — Сморщенное лицо карлика исказилось злой, но самодовольной улыбкой.
— Да, к тебе! Мне бы надо… нет, мне бы нужно… — сбивчиво продолжал Унгурян и никак не мог кончить. Ему неудобно было назвать столь немыслимую сумму. Смущала его и мысль: «А что про меня подумает этот черт?»
— Понимаю, понимаю, — пришел ему на помощь Прункул. — «Адвокату» нужны деньги.
Унгурян у показалось, что этому человеку известно абсолютно все.
— И много денег, — нарочито громко заявил он. — Полторы тысячи — это не шуточки!
— Ему нужно полторы тысячи? — Хозяин дома не мог скрыть радости.
— Точно! — подтвердил Унгурян и посмотрел на Прункула.
— Он тебе отбил телеграмму? — весело спросил хозяин.
— Ох-ох-ох! — почесал в голове старик. — Отбил! Три телеграммы до нынешнего дня!
— Да не может быть! — притворно ужаснулся Прункул.
— Точно, точно, — подтвердил Унгурян.
— Очень у тебя тяжелое положение!
— Можешь ты мне одолжить такие деньги? — напрямую спросил старик, решив разом покончить со своей бедой. Хоть он и захмелел, но все же заметил, какие огоньки заиграли в глазах Прункула, и ему стало не по себе.
— Посмотрим! — отозвался хозяин дома и тут же скрылся в соседней комнате, откуда послышалось звяканье ключей.
— Только треть! — сообщил он, вернувшись назад.
— Чего? — в полном недоумении переспросил Унгурян.
— Говорю, что могу одолжить только пятьсот злотых… Время, знаешь ли… толчеи не работают…
Унгурян немного растерялся, но потом решительно сказал:
— Давай сколько можешь. Пройдут морозы, заработают толчеи, отдам с процентами.
— Ну, будь по-твоему… — Прункул снова исчез в соседней комнате.
На этот раз пропадал он довольно долго, так что старик Унгурян уже беспокойно заерзал на стуле. Наконец Прункул появился. В одной руке он крепко держал банкноты, в другой — подсвечник с зажженной свечой. Поставив свечу на стол, Прункул трижды пересчитал деньги, потом вытащил грязную бумажонку, расправил ее и пододвинул к Унгуряну:
— Пожалуйста, распишись, братец!
Старик взял деньги, сунул в карман и спросил:
— А что подписывать?
— Вот эту бумагу. Вроде расписочки, на память, сколько я тебе денег дал.
— Тьфу! — плюнул оскорбленный Унгурян. — Ты что, боишься, что не отдам? Господи боже мой! Да где мы находимся?
— Ничего худого в этом нет, братец. Деньги есть деньги. Что мы можем знать? Либо ты, либо я скончаемся как-нибудь ночью. Разве нельзя от подагры окочуриться?
Старик Унгурян, который почему-то больше всего боялся умереть от «подагры», побелел и расписался. Поставив свою подпись, Унгурян еще раз оглядел бумажонку, и ему бросилось в глаза слово «Фрасинул» — «луг во Фрасинул».