Архипелаг
Шрифт:
— Почему?
— Вдруг она еще не проснулась? Не сможет подойти к телефону?
— Ты этого боишься?
— Да.
— А если она сможет поговорить, мы поплывем обратно?
— Да. Если она уже проснулась, мы вернемся домой. Обещаю.
Взявшись за руки, они доходят до телефонных будок. Те поставлены здесь специально для моряков, принимают как монетки, так и кредитные карты.
Гэвин вставляет карту в щель, набирает номер тещи. Живот прихватывает от страха. Он закрывает один глаз, ждет, пока пройдет соединение: в Тринидаде звонит телефон — один
— Алло?
— Привет, Джеки.
Тишина.
— Джеки, это я. Мы с Оушен. Счастливого Рождества!
— Господь всемогущий!
— Спокойно, Джеки, не будем ссориться. Рядом стоит твоя внучка, она хочет с тобой поговорить.
Молчание.
— Передаю ей трубку. Поздоровайся с бабушкой, солнышко.
Оушен берет трубку, здоровается застенчивым голосом, осмелев, начинает рассказывать про игуан, черепах, голландцев и летучих рыб. Бесконечно долго щебечет о коралловых рифах, гигантских лайнерах, о мальчике по имени Джон.
— Ладно, детка, хватит. — Гэвин забирает у нее трубку.
В трубке тишина.
— Джеки, как ты?
— Как я? — Голос тещи полон холодной ярости. — Что за вопрос! Удивительно, что ты беспокоишься.
— Конечно беспокоюсь! — Гэвин кривит душой, ему никогда не нравилась Джеки.
Она так давно овдовела, что забыла, как можно быть счастливой в браке, а ее дыхание пахнет застарелым никотином и жвачкой от курения.
— Где, черт побери, ты пропадал, Гэвин?
— Я уехал.
— Я в курсе. Мы все в курсе. Где ты сейчас находишься?
— На Арубе.
— С моей внучкой?
— Точно так.
— Немедленно верни ее. Немедленно. Слышишь?
— Джеки, не стоит говорить со мной в таком тоне.
— Клайв думает, что ты собираешься дойти до Галапагоса. Говорит, ты и раньше хотел добраться туда. Это правда?
— Возможно.
— Ты представляешь себе, какой скандал разразился здесь, когда ты сбежал? Все были вне себя. Тебя уволили с работы, ты это знаешь? Тебе плевать, конечно, но мы думали, что ты уже МЕРТВ! Не вышел на работу, телефон молчит, дом заперт — мы боялись, что ты… убил себя и ребенка… Пока Клайв не передал слова Пако, пока не нашли твою машину на стоянке, не обнаружили, что яхты нет, мы вообще…
— Я не умер, как видишь. Мы оба хорошо себя чувствуем.
— Я никогда тебе этого не прощу.
— Понимаю.
— Не могу поверить, что можно вот так просто взять и… уплыть в этом старом корыте. Мы не стали звонить в полицию, хотя могли бы! Могли объявить тебя в розыск! Тебя вообще стоит арестовать за то, что ты без спроса увез Оушен. Интерпол хорошо работает в Венесуэле. Но я послушала Клайва. Мы понимали, как тебе тяжело, ясное дело, мы все переживаем, как же иначе! Но я думала, ты хотя бы к Рождеству вернешься. В школе я сказала, что ты забрал Оушен навестить родственников в Майами.
— Хорошо. Говори что хочешь, мне все равно. Передай Клайву, что я в порядке. И маме скажи, что я скоро позвоню ей.
— Кстати, Одри тоже вне себя.
— Передай ей, что
— Ты мог бы рассказать нам, пожаловаться. Мы помогли бы, что-нибудь придумали.
— А вместо этого я сам себе помог. Как Клэр?
— Клэр?
— Да, моя жена. Мать Оушен.
— Немного лучше.
— С ней можно поговорить?
— Нет. Гэвин, она не знает о вашем отъезде.
— Ну и хорошо.
— Когда ты собираешься вернуться?
— Пока не знаю.
— Клайв говорит, что на борту «Романи» живет призрак, что яхта проклята, полна привидений. И что поэтому ты совершил то же самое, что и тот старый шкипер.
— Что «то же самое»?
— Исчез.
— Что же, возможно, так и есть.
— Клайв говорит, на яхте лежит заклятие.
— Джеки, мне пора идти.
— Что? О нет, Гэвин, подожди, не вешай трубку, мы…
— Позаботься о моей жене.
— Она столько говорит о тебе…
— Пожалуйста, позаботься о ней.
Глава 12
ШОКОЛАДНЫЙ ГОРОД
Двадцать седьмое декабря, а дождь все не стихает, настойчиво роняет легкие, редкие капли, пускает пузыри на лазурной поверхности моря. От соленого тумана все стало скользким, как будто намазано маслом. Уже два дня они не покидают яхту: готовят еду, играют в настольные игры, поют песни — в результате кают-компания превратилась в настоящий свинарник. Пол заляпан томатным соусом, растекшимся сыром, размокшими кукурузными хлопьями. На столе потеки сахарной пудры, спальники липкие — Гэвин подозревает, что Оушен потихоньку таскает в постель бутерброды с сахаром. У них не осталось ни чистой одежды, ни чистого постельного белья; иногда ему хочется собрать все их имущество в большой тюк и выбросить на помойку, вместо того чтобы тащить такую тяжесть в соседний Ландромат. Он задумчиво осматривает окружающую грязь, помешивая свой кофе, и тут слышит женский голос:
— Хэлло, есть кто-нибудь дома?
— Ой, папа, там какая-то тетя, — испуганно говорит Оушен.
— Мистер Уилд, вы на борту? Хэлло!
Гэвин тоже вздрагивает от испуга — целый месяц никто не называл его «мистер Уилд». Он приоткрывает дверь, вглядывается во влажный туман. На причале стоит женщина — небольшого роста, загорелая, с короткими светлыми волосами, в плаще и с гитарой за спиной.
— Хэлло! — кричит он в ответ. — Я Гэвин Уилд.
— Я пришла по объявлению. К вам в команду.
— Что-что? — Он выходит в кокпит. — Не понимаю, вы о чем?
— Вы еще ищете человека в команду?
— В команду? — Только сейчас он вспоминает про объявление. Конечно ищет, но мужчину… маленького морячка с мускулистыми руками, способного в одиночку поднять парус, метнуть в кита гарпун. Никак не блондинку. — Э-э-э, вообще-то, да, ищу.
— Я прочитала ваше объявление. Я бы хотела пойти с вами.
— О!
— У меня есть удостоверение капитана. Получила его в Швеции.
— Удостоверение?