Архивы Дрездена. Сборник. Книги 1-15

Батчер Джим

Досада, даже злость мелькнули на лице старика. Он сделал глубокий вдох, потом кивнул, положил бумажный пакет на журнальный столик и скрестил руки на груди, глядя в камин. Морщины на его лице словно разом сделались глубже. Взгляд его уперся в огонь и сделался твердым, даже пугающим.

— Ладно, — сказал он. — Спрашивай. Я отвечу. Но это может многое для тебя поменять, Гарри. Это может поменять твои мысли, твое отношение.

— К чему?

— К себе. Ко мне. К Белому Совету. Ко всему.

— Переживу.

Эбинизер кивнул.

— Ладно, Хосс. Только не говори потом, что я тебя не предупреждал.

Глава

тридцать пятая

— Начнем с простого, — сказал я. — Откуда вы знаете Кинкейда?

Он выдохнул и поморщился.

— По ремеслу.

— Ремеслу?

— Да. — Эбинизер присел на угол дивана. Щен проковылял на своих пухлых лапах, обнюхал его и завилял хвостиком. Эбинизер улыбнулся ему и почесал его за ушами. — Почти все сверхъестественные силы держат кого-то для работы такого рода. У Красной Коллегии, например, был Ортега. Мы с Кинкейдом более-менее коллеги.

— То есть, вы оба убийцы, — сказал я.

Он не пытался отрицать этого.

— Непохоже, чтобы он вам нравился, — заметил я.

— Это давняя история, — кивнул Эбинизер. — Вопрос профессиональной этики и уважения. Границы. Кинкейд нарушил их лет сто назад в Стамбуле.

— Он не человек?

Эбинизер мотнул головой.

— Тогда кто он?

— Среди людей встречаются такие, в жилах которых течет толика крови Небывальщины, — ответил Эбинизер. — Подкидыши, например — наполовину люди, наполовину Сидхе. Однако не только фэйре могут скрещиваться с людьми, и плоды таких союзов обладают значительной силой. Только отпрыски такие, как правило, уродливы. Часто безумны. Но иногда дети их кажутся обычными людьми.

— Как Кинкейд.

Эбинизер кивнул.

— Он старше меня. Когда я познакомился с ним, я еще не облысел, а он уже не первый век служил Твари.

— Какой еще твари? — не понял я.

— Твари, — повторил Эбинизер. — Еще одному наполовину смертному, как Кинкейд. Владу Дракулу.

Я зажмурился.

— Владу Цепешу? Дракуле?

Эбинизер мотнул головой.

— Дракула приходился Дракулу сыном — и, надо сказать, по сравнению с папочкой был так себе, бледным подобием. Переметнулся в Черную Коллегию по юношеской дури. А вот родитель… Грозен. Опасен. Жесток. И Кинкейд несколько столетий был его правой рукой. Его знали как Адский Пес. Или просто Адопес.

— И он боится вас, — с горечью заметил я. — Черный Посох МакКой. Такая, что ли, у вас рабочая кличка была?

— Вроде того. Но это долгая история.

— Ну так начинайте, — буркнул я.

Он кивнул, задумчиво почесывая щена между ушей.

— С самого основания Белого Совета… нет, раньше, с того времени, как первые чародеи собрались, чтобы сложить Законы Магии, всегда находился кто-нибудь, желавший это уничтожить. Вампиры, например. Ну, и фэйре время от времени вступали с нами в разлад. Да и среди самих чародеев всегда отыщутся такие, которые считают, что мир куда приятнее без Белого Совета.

— Тю, — заметил я. — Даже представить себе не могу, чтобы такое пришло в голову кому-то из чародеев.

Голос Эбинизера сделался резче, холоднее.

— Ты не знаешь, что говоришь, парень. Не знаешь, что говоришь. На моем веку несколько раз случались времена и места,

где одни эти слова могли стоить тебе жизни.

— Ну да… Моя жизнь в опасности… кто бы мог подумать. Кстати, с чего это вас прозвали Черным Посохом? — спросил я, и тут меня осенило. — Это не кличка, — задохнулся я. — Никакая не кличка. Это титул.

— Титул, — признал он. — Вынужденная мера. Время от времени Белый Совет оказывается связанным собственными законами, в то время как враги его не стесняют себя ничем. Поэтому создали особое ведомство. С особым положением в Совете. Одному чародею, и только одному дана свобода определять, в каких случаях Законы извращены и обернуты против Совета.

Мгновение я молча смотрел на него.

— И это после всего того, что вы мне говорили о магии… Что она истекает из жизни. Из самых сокровенных сердечных желаний. Что на нас лежит ответственность использовать ее мудро — черт, что мы сами должны быть мудрыми, и добрыми, и достойными, чтобы данные нам силы действовали во благо. И это вы научили меня всему этому. А теперь вы говорите мне, что все это не значит ровным счетом ни гроша. Что все это время вы обладали лицензией на убийство.

Морщины на лице у старика сделались еще глубже и горше. Он кивнул.

— Убивать. Порабощать. Вторгаться в мысли других смертных. Искать знания и силы за пределами Внешних Врат. Превращать других. Плыть против течения времени.

— Так вы мокрушник Белого Совета, — сказал я. — При всей их болтовне насчет справедливого и мудрого использования магии, когда Законы Магии им мешают, они пользуются услугами убийцы. И вы им эти услуги оказываете.

Он промолчал.

— Вы убиваете людей.

— Да, — лицо Эбинизера казалось высеченным из камня, а голос звучал негромко, но хрипло. — Когда другого выбора нет. Когда на чашу весов положены жизни. Когда бездействие равно… — он оборвал фразу и стиснул зубы. — Я не хотел этого. И сейчас не хочу. Но когда приходится, я действую.

— Как в Касаверде, — предположил я. — Вы разрушили цитадель Ортеги, когда он бежал с нашей дуэли.

— Да, — кивнул он, продолжая глядеть в огонь, сквозь огонь. — При нападении на Архангельск Ортега убил больше чародеев Белого Совета, чем любой другой враг за нашу историю, — голос его дрогнул на мгновение. — Он убил Семена. Моего друга. А потом явился сюда и попытался убить тебя, Хосс. И наверняка вернулся бы еще довершить начатое — как только оправился бы от ран. Поэтому я нанес удар по Касаверде. Убил его самого и почти две сотни его личных вассалов. И в доме вместе с ними погибло еще около сотни человек. Слуги. Почитатели. Пища.

Мне сделалось дурно.

— Вы сказали мне, это будет в новостях. Я думал, может, это Совет. Или что вы проделали все это, не убив никого, кроме вампиров. Позже у меня было время подумать об этом, но… но мне хотелось верить, что вы сделали все, что правильно.

— То, что правильно, — вздохнул старик, — и то, что необходимо. И не всегда одно равняется другому.

— Касаверде не единственное, что вы сделали необходимого, — сказал я. — Ведь правда?

— Касаверде, — неохотно выдавил из себя Эбинизер. — Тунгуска. Новый Мадрид. Кракатау. Еще дюжина случаев. Видит Бог, не меньше дюжины.