Архивы Конгрегации 3
Шрифт:
Вариантов выходило немного. По сути, все сводилось к двум вероятностям: или его раскрыли, и это засада, или…
Где-то над головой раздался странный звук: не то высокий стон, не то сдавленный визг. На засаду походило все меньше. Мартин сплюнул, сбросил свое рубище, скороговоркой пробормотал «non timebo mala» («Не убоюсь зла» (лат.). Фраза из двадцать второго псалма) и рванул по ступенькам.
Люк даже не пришлось вышибать. Похоже, хозяева, предчувствуя аппетиты компании, планировали набег на унюханные следователем разносолы. Но не успели.
Тела
Способы умерщвления поражали разнообразием, как и преступные профессии собравшихся. Вокруг недальнего стола в своеобразном Totentanz (Пляска смерти (нем.)) раскинули руки пятеро самых жилистых и крепких; один даже успел выхватить нож. Из глазницы у каждого торчало по охвостью короткого арбалетного болта. Мартин был знаком с многозарядными моделями, но чтобы почти одновременно, с такой меткостью…
Двое здоровяков, прикорнувших вечным сном возле входной двери, широко улыбались. Нет, конечно, не губами: шеи обоих оказались вскрыты прямо под нижней челюстью, а головы запрокинуты назад. Кажется, в южных провинциях это называлось sorriso Siciliano (Сицилийская улыбка (итал.)).
Еще один выглядел так, словно ему планомерно ломали все кости по очереди, начиная с фаланг пальцев. Скоростной допрос? Знакомая техника: чтобы пытуемый не успел опомниться и не придумал убедительную, но уводящую дознавателя по ложному пути версию, следует перебивать его мыслительный процесс новой порцией боли. Заодно стимулирует говорить быстро и лаконично. Правда, этому бандиту либо нечего было сказать, либо правда не помогла: шея тоже оказалась переломлена — и перекручена так, что лежащий на животе труп внимательно изучал стеклянным взглядом темные потолочные балки.
Приглядевшись, инквизитор понял, что последний труп — покойный objectum слежки. Смерть исказила черты лица до неузнаваемости… Да, умирал этот человек, сам привыкший нести страдания другим, не легко и не быстро.
Рассматривать остальных Мартин не стал, замерев и ловя любое движение. На пьяную драку, конечно же, не походило, на внутренние разборки — тем более. Скорее, кто-то ворвался внутрь и практически бесшумно, а главное, очень быстро перебил всю банду. Стриги? Малефики-хашишины, «кровавые шуты», о которых упоминал еще отец? По спине пробежали мурашки.
Звук повторился — теперь ближе, но все еще откуда-то сверху. Аккуратно ступая промеж тел и мысленно кривясь от объема предстоящей бумажной работы, инквизитор двинулся к лестнице. Второго этажа у дома не наблюдалось, а вот чердак, согласно успешно добытому плану здания, вполне имелся. И сейчас там кто-то тоненько подвывал.
Этот люк тоже оказался не заперт. Прямо напротив него скорчилась женская фигурка. Она вскрикнула и попыталась что-то прижать к себе, когда Мартин рывком выпрыгнул на прелую солому, устилавшую пол. «Поправка, — заметил следователь второго ранга сам себе, убирая кинжалы в ножны. — Не
— Видишь, я не опасен. Кто бы ни сделал то, что сделал, он ушел. Здесь тихо и спокойно. Как тебя зовут?
Ровный, убедительный тон всегда действовал, как в учебнике. На Мартина уставились две пары глаз: обе светло-серые — хотя чему удивляться в Баварии? Мальчишка моргнул и отвернулся снова, вжавшись в мать, а та, дрогнув губами, выдавила:
— Х-хельга. Он точно… ушел?
Значит, «он». Значит, один. Это впечатляло. Мартин подумал, опустился с корточек на седалище и подался вперед.
— Я никого не видел. Кроме…
Он неопределенно пошевелил кистями. Губы Хельги снова задрожали, и она пробормотала:
— Я знала… Мы лишь хотели денег… Жить лучше… Но я всегда знала, что однажды это закончится кровью… Но чтобы так…
— Не вспоминай, — почти приказал Мартин. — Ты выжила, ты спаслась. Наверное, он тебя не заметил. А ты его?
Неожиданно женщина расхохоталась прямо в лицо следователю. Прижимавшийся к ней мальчик повернул голову и тоже искривил губы, поглядывая на мать.
— Не заметил?.. Да, не заметил… Он стоял здесь! — почти выкрикнула Хельга. — Здесь, передо мной! Стоял и смотрел на меня! И на Микеля! — услышав имя, парнишка неожиданно серьезно кивнул. — А потом сказал что-то… Я не поняла… Какой-то чужой язык… Развернулся и спустился вниз.
Голос ее после истерической вспышки снова угас — как пламя, в которое плеснули рюмку шнапса, но не положили свежих дров. Женщина помолчала еще немного.
— Я думала, это сам Смерть (Смерть на немецком мужского рода — der Tod). Знаете, как рисуют на картинках…
— Почему ты так думала? — тихо уточнил Мартин, стараясь ни одним лишним жестом, ни одним неуместным звуком не спугнуть мгновение.
— Потому что он одет весь в черное. Почти как вы. Только на доспехе под курткой у него краской выведен белый череп. И лицо такое, знаете… Тоже как череп.
Она уставилась куда-то за спину Мартину, почти шепотом добавив:
— И черные пустые глаза.
***
Никаких таинственных незнакомцев в черном за спиной у Мартина, конечно, не случилось. Зато случилось много рутинной работы: отчет о провале слежки, отчеты по смертям (по каждой из них), опись найденного при скрупулезном обыске — к слову, совершенно бесполезная…
И большой разговор с патрициатом Фрайбурга. Следователю Конгрегации, в одиночку обезвредившему опасную банду, наводившую ужас на добрых горожан, полагались почести, привилегии и вознаграждения. Мартин успешно отбивался от первого, второго и третьего, а также от незаслуженной славы и попыток распустить хвалебные слухи. Он не уставал напоминать, что Инквизиции, строго говоря, не положено влезать в дела светских властей, и что хорошо бы приписать масштабную зачистку преступного гнезда кому-то из местных дознавателей. Но судя по искреннему пылу кое-кого из уважаемых бюргеров, слухи о связях патрициата и почивших в бозе разбойничков слухами не являлись.