Арифметика подлости
Шрифт:
— Да уж не она. Она, правда, тоже гложет: достала уже. Звонит без конца: женись, говорит, я тебя до смерти затрахаю. Ох, дурак! Где глаза были? Чем смотрел?!!
— Тем же чем и я. Ладно. Хватит, говорю, о 'подарках'. Так что там с той, другой?
Кеба помолчал. Разве ж так, в двух словах, расскажешь?
— Запутался совсем. Понимаешь, Лех, я думал, она шлюха. Надо было видеть, как она себя вела, — задумался на мгновение, поправил сам себя: — Нет, слышать. Надо было ее слышать. Я большего цинизма в жизни не слышал.
— А ты?
— А что я?!
Снова помолчал. Но чувства рвали душу. Не за тем пришел, чтоб молча сидеть. Нужно было выплеснуть из себя боль. Глядишь — и легче станет. Забудет Маринку, как Ольгу забыл.
— Никогда ей этого не прощу!
Бубнов посмотрел на него оценивающе:
— Даже так? У-уу… Да ты, я смотрю…
— Да, влюбился! Уверен был, что шлюха — и все равно влюбился. А когда узнал, что до меня у нее только один был… Вроде понятно все стало: я люблю ее, она любит меня. Ольгу на хрен, женюсь на Маринке. Тем более она беременная…
— О как!
Отмахнувшись от него, Кеба продолжил:
— А оказалось, она все про Ольгу знала. И про тебя, между прочим. И молчала. Она предала меня, понимаешь?
Теперь паузу взял Леха. А у Кебы будто слова закончились: так много хотел рассказать другу, а не получалось.
— Ген, я так понимаю, что там все в тугой узел сплелось. Но подробностей ты не рассказываешь. Она знала, что Ольга — далеко не ангел. Так?
Кеба кивнул.
— И она беременна. Так?
— Так.
— И несмотря на беременность, ничего не сказала? Тогда я ничего не понимаю.
— Вот и я не понимаю.
— А может, ты ей до одного места? На хрен не нужен?
Этого Гена и боялся. Это и не давало покоя. Иначе… Что иначе — и сам не знал. Но был уверен — иначе все было бы по-другому.
— Может, и не нужен, — вынужденно согласился он. — А может, она так хотела меня наказать. Типа: не любишь меня — вот и женись на своей Оленьке, посмотрим, кому хуже будет. Но в том-то и дело, что люблю! Только понял поздно. Но ведь я сам решение принял! Сам отказался на Ольге жениться. Еще до того, как про фордыбобель ваш узнал.
— А она-то знает, что ты ее любишь, и что понял это до того, как все узнал?
— Откуда? Я ж с ней больше не виделся. Выяснил, что хотел, и сразу к Ольге. А потом…
Бубнов перебил:
— Про 'потом' понятно. Но когда расставался с ней — дал знать, зачем к Ольге идешь?
Генка мотнул головой. Уж сколько раз корил себя: если б хоть намекнул тогда Маринке, что решил на ней жениться — она бы наверняка пришла. Или хотя бы позвонила. А так… Наверняка думает, что она ему не нужна. А он не уверен, нужен ли ей. Замкнутый круг.
Помолчали. Потом Леха задал
— А если бы она пришла — простил бы?
— Простил, — уверенно ответил Кеба. — Уже простил. Одного не прощу — что она не приходит. И не звонит.
— А ты?
— ?
— Ну, чего сам не позвонишь? Может, ей гордость не позволяет первой прийти.
— Я тоже гордый. Как я могу извиняться за то, что виновата она? Это ведь она меня предала. Она все знала, но молчала…
Снова повисла пауза. Бубнов прикурил и уставился на кончик сигареты. Пыхнул пару раз, раскуривая.
Кеба воздержался — ему бы стакан водки накатить. Сигарета в его случае — мертвому припарка.
Леха вдруг оживился:
— Слушай, а может, все не так? Смотри. Она тебя любит. Допустим.
Кеба набычился. Хотелось, чтобы это было не допущение, а утверждение. Но перебивать не стал.
— Любит, — поправился Леха, почувствовав, как насупился собеседник. — И вдруг узнает про Ольгу. Стоп. Ты с ней когда закрутил? До того, как на Ольге жениться собрался? Или после?
— После. Я ее до этого даже не видел. Ольга что-то говорила о ней, но я не обращал внимания.
— Это хорошо. Это очень хорошо. Выходит, она знала про вашу свадьбу, и чувствовала вину перед Ольгой. А потом Ольга ей рассказала про… Как ты говоришь? Фордыбобель? Она в шоке. Тебя любит. Но думает, что ты любишь Ольгу. Так?
— Я и сам так думал, — усмехнулся Кеба. — Идиот!
— Зато самокритичный, что немаловажно. Итак, она уверена, что ты любишь Ольгу. Она знает, что Ольга — та еще шалава. И хочет тебя предостеречь.
— Ага, аж спотыкается!
— Не перебивай. Хочет. Но как? Рассказать тебе? А ты поверишь? — Леха вопросительно уставился на друга. Переспросил: — Поверил бы? Ты считаешь Ольгу ангелом, а та, вторая…
— Маринка.
— … говорит, что Ольга — шалава. Твои действия?
Кеба задумался.
Леха подпрыгнул на скамейке:
— Вот! А я что говорю?! Все сходится. Ты бы ей не поверил. Ты бы и мне не поверил, если бы я попытался тебе что-то объяснить. Только когда эта корова сама проболталась — поверил. Вот и эта твоя…
— Маринка.
— Маринка. Значит, не дура: поняла, что не поверишь. Решишь, что она козни строит.
В его словах что-то было. По крайней мере, так могло быть. И в этом свете Маринка уже не выглядела дрянью. Скорее, растерянным влюбленным ребенком. Беременным, между прочим. От него беременным — теперь он это не то что знал, а чувствовал всей душой. Гена уже привык к мысли, что Маринка никакая не шлюха. В то, что она не дрянь, поверить оказалось еще легче. И радостней.
Решение пришло сразу. Идти к ней? Нет. Бежать. Лететь. Мчаться. И ему очень повезет, если она простит его тугодумие. Если бы не Леха, Генка бы так ничего и не понял.