Арина (Роман, повести)
Шрифт:
Стоявшая не первый день гнетущая жара все еще не отпускала, хотя перевалило уже далеко за полдень, и Костричкин, огибая длинный дом с широкими окнами, старался прятаться в тень деревьев и даже немного посидел в прохладе небольшого сквера, покурил и только тогда собрался в магазин. Вначале он решил зайти в новый магазин, который был недалеко от парикмахерской, но потом передумал: туда часто забегали мастера выпить кофе, взять что-либо для дома, и ему не хотелось попадаться им на глаза. Ну ладно если б покупал он хлеб или молоко, а то, нате вам, — выпивку. Тут уж любой догадается, почему это заведующий, которого считают больным, берет спиртное, хуже того, иной может
В этот час основной люд с работы еще не вернулся и в магазине было почти пусто. В бакалее суетились всего три старушки, укладывая в хозяйственные сумки пакеты с крупой, полдюжины человек стояли за живой рыбой, да еще двое мужчин покупали колбасу. Костричкин сразу прошел в винный отдел, где, к его удивлению, и вовсе не было ни души, и, без спешки оглядывая прилавок, на котором под пузато выпуклым стеклом стояли бутылки с водкой, коньяком, винами, долго ломал голову, не зная, что ему купить. Уже много лет подряд он употреблял коньяк и от водки совсем отвык, а теперь, когда нужда заставила перейти на водку, вдруг стал замечать, что от нее быстро слабеет и начисто теряет память. И все-таки он склонился наконец к водке. Если б он взял коньяк, то ему пришлось бы тратить десятку, а на это Костричкин пойти не мог, считая, что на такую женщину, как Зоя, никак нельзя спускать больше пятерки.
Купленную бутылку он попросил завернуть в бумагу и поспешно затолкал в авоську, положил ее плашмя на самое дно. Так она была меньше похожа на бутылку, и Костричкин чувствовал себя спокойнее, когда ехал опять в троллейбусе, подходил к дому Зои и садился в лифт. И все-таки вошедшая вместе с ним в лифт цыганистого вида женщина сразу догадалась, что у Костричкина в авоське, и с насмешливой заботой сказала:
— Бутылка-то у вас потечет.
Костричкин даже вздрогнул от такой прозорливости совсем незнакомой ему женщины и в растерянности придумал не самое удачное, сказал, что это не бутылка, а гантель. Но иронический взгляд, каким женщина окинула Костричкина, убедил его, что она поняла ложь, больше того, он был теперь уверен, что ей хорошо известно, к кому он едет и зачем, так как она сразу нажала на кнопку седьмого этажа, который и нужен был ему, хотя сама там не вышла, а стала подниматься еще выше.
Кляня догадливость цыганистой женщины, а заодно и одуряющую жару, которая стойко держалась весь день и ничуть не слабела к вечеру, Костричкин постоял немного на площадке, стараясь прийти в себя, затем вытер влажные руки о подол модной рубашки навыпуск и, приосанившись, позвонил в квартиру Зои. Та даже не спросила, кто звонит, тихо открыла дверь и, только впустив его в квартиру, лениво из себя выдавила:
— С чего тебе приспичило?.. Смотри, в такую жару инфаркт хватит от любви. Что я тогда стану делать с покойником?..
Пугаясь таких слов и не зная, что на это ответить, Костричкин молча обнял Зою, а когда почувствовал, как скользит под рукой шелк халата по ее молодому телу, страх его еще пуще усилился, и он едва-едва сдержался, чтобы не закричать на Зою за эти ее обидные и жестокие слова. Скажи ему раньше такое любая из его знакомых женщин, он ни за что бы не простил ей этого, но сейчас Костричкин заставил взять себя в руки и перевел разговор совсем на другое.
— Как у тебя хорошо! — сказал он, осматривая знакомую комнату. — Свежесть такая… А куда это кровать космонавта девалась?
— Соседке вчера отдала, — сказала Зоя. — Мала она стала для Степки.
— Растет мужик, — усмехнулся Костричкин и вынул из авоськи бутылку, поставил на стол. — Вот только закуски никакой, — развел он руками. — Народу в магазине как селедки в бочке, ни к одному прилавку нельзя подступиться. Ты найди там какой-нибудь завалявшийся огурец. — И, пытаясь вызнать, что творится на работе, добавил: — Как там дела в конторе, все тихо-спокойно?
— А то война началась, жди, — с откровенной издевкой сказала Зоя. — Всего какую-нибудь неделю тебя не было, так твоя контора уже кверху дном перевернулась. Терпеть не могу этих начальников, воображают, будто без них любое дело погибнет, все в прах и дрызг развалится. Скажи ты мне, пожалуйста, почему вы все себя главным пупом земли считаете?
Костричкин, довольный, что Зоя причисляет его к вершителям судеб, с подчеркнутой солидностью ответил:
— Я так понимаю, в коллективе всегда порядок должен быть. А последнее во многом зависит от руководителя. Недаром в старину считали, каков поп — таков и приход, а теперь говорят: рыба с головы гниет, какой пастух — такое и стадо…
— Мне кажется, тебе поменьше надо шебаршиться, дергать людей по пустякам. Я бы на твоем месте сидела тихо, не мешала никому работать. Коллектив у нас неплохой, свое дело знает хорошо, ему не нужен погоняла.
Костричкин тут подумал, что сейчас кстати заговорить о Воронцовой, выставить ее в неприглядном свете. Ведь если она кому-нибудь уже рассказала, то Зоя, едва речь зайдет о Воронцовой, тотчас все выболтает.
— Слепая ты, Зоя, — он осуждающе покачал головой, — под собственным носом ничего не видишь. Люди у нас всякие, как говорят, в семье не без урода. Вот возьми Катю Воронцову. Знаешь, что она на днях отколола, когда ты в отгуле была? Не знаешь? Так я тебе скажу. Поснимала все с себя, накинула на голое тело халат и стоит у окна. Халат, понятное дело, просвечивает, а ей хоть бы что, вертится перед окном, сверкает всеми своими прелестями, мол, пожалуйста, клиенты, берите меня голенькую… Ох и вертихвостка, видать, эта Воронцова, такая жену оттолкнет и в постель к тебе залезет.
— Ну что ты мусор валишь на девку? — заступилась за Воронцову Зоя. — Это она по молодости, а так Катя скромная. И работящая, минуты не сидит без дела, если клиентов нету — сразу за книжку. Все читает, читает… Зато в институт скоро поступит.
«Выходит, Катя молчит пока», — сообразил про себя Костричкин, а Зое сказал с усмешкой:
— А толку-то что от ее поступления. Ваше племя учи не учи, а на уме у вас одно — поскорее замуж выскочить. Да я скажу тебе, женщина для того и идет в институт, чтоб себе цену набить, покрупнее птицу в мужья подловить. А едва какого охомутает, так и про учебу забудет, не то и диплом свой подлавку забросит… Будь на то моя воля, я бы как можно меньше женщин принимал в институты, не тратил зря на это деньги.
— Вот спасибо богу, что он бодливой корове рогов не дал, — сказала Зоя, повязала фартук и ушла на кухню жарить мясо.
Костричкин сел в кресло, закурил и, глядя на одиноко стоявшую на столе бутылку, подумал о том, как все-таки крепко и обидно подкосила его жизнь, как сильно обкорнала ему крылья. Пусть всегда он был разумен и особо не баловал женщин, дорогих подарков им не делал, но зато в гости к ним приходил всякий раз с коньяком да фруктами, бывало, что приносил и икры, красной или там черной. А сейчас вот даже «Пшеничную» не взял, купил самую дешевую водку, но и это для него накладно.