Арктический экзамен
Шрифт:
— Вы-то тоже… Назвались бы, как положено, — укоризненно качала головой заведующая.
Он пожимал плечами:
— Что я? Я сейчас всего лишь кок «Северянки»…
— Понимаю… Понимаю… Кофе растворимый почему не просите, а? — продолжала улыбаться женщина.
— Баночек бы десять неплохо.
— Плохой вы снабженец… Пятнадцать!
Кладовщица еще раз покорно черкнула карандашиком.
…Грузовик подкатил к старинной переправе через Тобол, пристроился к автомобильной очереди, и, пока ждали паром, пока водитель пинал скаты и курил с подошедшей шоферней, Виктор
— Не суетись, все довезу за первый сорт! — обидчиво сказал водитель.
Ему бы эти заботы! Вчера Виктор принялся было таскать ящики в одиночку, но заведующая, опять качая головой, скорехонько привела партию бичей, что томились у ворот склада, поджидая заработка. Споро погрузили они продукты и, хотя он следил за работой в оба глаза, изловчились расковырять ящик говяжьей тушенки и стянуть несколько банок…
После полудня показались купола кремля. Они вздымались высоко над древней столицей Сибири и, казалось, парили в синем небе над просторными низинами. В зеленых пространствах их сияла лента Иртыша, и Виктор впервые за дорогу вспомнил далекое, юношеское — в этих местах работал он в рыбацкой бригаде. Где-то здесь и — Нефедовка — деревенька в два десятка подворий…
Десять лет прошло с той поры.
Всего — десять!
Город остался на противоположном иртышском берегу, и грузовик, миновав пыльный перекресток, свернул на серую проселочную дорогу, что вела к затону, в поселок речников. И через какие-то минуты над берегом старицы Иртыша показались громоздкие палубные надстройки плавстанции.
Команда с дикими воплями сбежала по сходням на берег, и Виктор разглядел светлую рубашку Ивана Пятницы. С Иваном он подружился еще перед отплытием — на судостроительном заводе.
— Что? Есть хочется? А, Пятница?
— Хотца, хотца… Мы тут местную столовку пока облюбовали. — Иван высок ростом, ладонь широкая, упругая — деревенского, мужицкого корня парень. — Пойди поспи, а то, гляжу, с ног валишься. Без тебя разгрузим.
— Спасибо, Иван.
3
На палубах и в цехах плавстанции — лязг, грохот железа, скрежет передвигаемых деталей и конструкций — вслед за станцией с завода прибыли баржи, доставили снятое накануне отплытия громоздкое оборудование, чтоб уменьшить осадку. И теперь бригада судосборщиков вновь устанавливает его по местам.
— Вира! Майна…
— Ви — ра — а!
Шланги, кабели, обрывки и осколки металла, бочки, кольца тросов и тросиков, а надо всем тягучая жара и удушающий запах краски, от которого нет укрытия в каютах, и лишь камбузные пары, поднимающиеся из вытяжной вентиляционной трубы, напоминают о жилом духе станции.
— Никак, повар?! — подняла — запеленатую платком голову — только глаза синеют — одна из женщин — маляров. Подруги ее, в заляпанных краской комбинезонах, уродующих фигуры, оглянулись, кто-то приглушенно прыснул.
— Ничего смешного! — улыбнулся Виктор, поднимаясь по крутому трапу.
— Суп, знать, из топора варит… Эй! Не пересоли!
— Приходи, пробу снимать будем!
— А
Он дважды сбегал на берег с ведерком, выбросил в овраг пустые консервные банки и колготился теперь в прохладной трюмной кладовой, ворочал сваленные в беспорядке ящики, кули, коробки, в которых упакована провизия.
— Да куда она делась?
— Что ищешь?
Не услышал он, как в открытую дверь кладовой зашел Иван Пятница. В мягких домашних тапочках ходит Иван бесшумно, не то что остальные — грохочут увесистыми ботинками.
— Флягу не найду.
— Белая такая?.. Так ее ж Борисов, как только прилетел, у себя в каюте поховал. А шо це такое во фляге?
— Шо це! Спирт! Понял? Ключи-то у меня, я никому не открывал.
Иван не воспринимает раздражения, спокойненько произносит:
— У меня вторые ключи… Я и отнес к нему в каюту вчера еще. Было приказано!
— Ну, раз приказано!
— Все банки, гляжу! — уныло говорит Пятница, окинув взглядом кладовую. — Да — а, долгим мне путь покажется.
— Ты о чем?
— Картошки-то нет! Луку тоже. — Пятница морщит лоб, и короткие, под полубокс, волосы ползут к затылку.
— Разведем огород на корме, вон места сколько! — смеется кок.
— В самый раз, ага! — веселей кивает Пятница. — Ладно… Тут я базарчик подсмотрел, можно кой — чего у бабок прикупить.
— Тебе финансы, что ли, отпустили на это дело?
— Вот голова! Да сбросимся по трешке. Приходилось сбрасываться?
— Наука нехитрая…
Бог послал этого Пятницу! Виктор уж совсем было загоревал: нет того, пет другого, а самого главного — нет картошки, а без картошки — куда? Команде-то что: накорми до отвала, вкусненько накорми, хоть себя на сковородке зажарь! Трижды в день электрик Леня Мещеряков наставително — призывно объявляет из радиорубки на все судно: «Команда «Северянки» приглашается в столовую!»
Один добровольный помощник у Виктора — Леня. На плавстанцию прилетел аж из самого Севастополя. Инженер — электрик, а по штату «Северянки» — просто рядовой электрик.
— На десерт что — стихи? — привычно кричит Леня за обедом.
Виктор выставляет парящий чайник разведенной сгущенки в раздаточное окно:
— Горячее мороженое со сливками!
— Опять сгущенка! — Леня театрально — скорбно бредет к столу с чайником.
…Втроем, под началом Пятницы, идут они на берег. Напротив гастронома речников подремывает старушечья торговлишка. Покупателей мало, больше пацанва, скидываются на пучок редиски, на стакан малины, скорее из желания проявить самостоятельность.
— Сгребай, мамаша, товар в одну кучу! — нависает над стойкой Пятница.
— Да что ты! Христос с вами! — не понимает торговка.
— Христос-то с нами… Луку вот нет. Берем, берем — оптом.
Торговка суетится, предлагает кусок бечевки, чтоб увязать пучки лука, но Иван, словно охапку травы, кладет его в руки Мещерякова. То же самое происходит у второй, у третьей стойки, и старушки, пряча деньги под фартуки, смотрят им вослед удивленно и с некоторым сожалением — оставили без дела, глядишь, веселей бы и день скоротали!