Ашерон
Шрифт:
Она поднесла кусочек хлеба к его рту. Ашерон отвернулся. Артемида увидела дикую боль на лице Риссы.
— Ладно. Я больше не допущу твоей боли.
Принцесса запихнула весь хлеб в рот и тут же его проглотила. После этого, она съела и всю еду. Ее глаза были полны печали. Рисса встала.
— Я скажу им, что это съел ты.
Когда она потянулась к нему, он схватил ее руку и отшвырнул. Она вздохнула, не сумев спрятать на своем лице поражения.
— Доброй тебе ночи, младший брат. Я буду охранять твой сон.
Артемида не двигалась, пока Рисса не оставила их наедине. Материализовавшись в плоть, она вышла из тени. Увидев
— Пошла вон!
— Тебе не стоило бы разговаривать со мной таким тоном.
Он засмеялся, а потом сморщился, как будто что-то причинило ему боль.
— Я похож на человека, которому есть дело до того, что ты можешь с ним сделать? Уноси свою задницу отсюда и оставь меня одного.
— Ашерон…
— Пошла вон! — гаркнул он, а потом зашипел так, как будто его мучила сильная боль.
— Ты ясно дала мне понять, кто я для тебя. Как видишь, тебе не нужно бить или ранить меня. Тут и так куча людей соперничает за эту честь.
Она стала на колени перед кроватью, ее сердце разрывалось от синяков на его лице… от ран, покрывающих его спину.
— Я могу исцелить тебя.
— Мне не нужно твое исцеление. Мне вообще ничего от тебя не нужно, кроме того, чтобы ты ушла.
— Не поступай так, Ашерон.
Он выругался.
— С меня достаточно просьб о пощаде. Все равно никто не обращает на них внимание. Лучше я умру на своих ногах со всем достоинством, на которое может рассчитывать шлюха, чем буду ползать на своем брюхе как никчемный раб.
Она покачала головой, пытаясь объяснить, что произошло на самом деле.
— Я просто испугалась того, что мы сделали.
Его взгляд пронзил ее как кинжал.
— Меня тошнит быть всеобщим сожалением. Моя мать умерла с позором от того, что родила меня. Мой отец и брат презирают меня, а моя сестра едва ли может взглянуть мне в глаза. А ты…ты заставила меня поверить во что-то. Я так доверял тебе, а ты меня обманула.
— Я знаю, и я очень сожалею об этом.
Она положила руку ему на щеку с бакенбардами, надеясь, что он поймет, насколько искренней она была.
— Я здесь сейчас не как богиня, а как твой друг. Я очень скучаю, когда тебя нет рядом.
Ашерон хотел оттолкнуть ее, но правда была в том, что он не мог. Он должен был ненавидеть ее всем сердцем, но не знал, как это сделать.
Ее глаза мучили его, прежде чем она закрыла их и излечила его израненное тело. Он устало выдохнул, когда боль исчезла, а он снова был целым.
— Не жди от меня благодарности.
— Не будь таким. Я не извиняюсь перед смертными. Никогда. И тем не менее перед тобой я извинилась.
Он понял, о чем она говорила, но это никак не облегчило боль в его сердце, куда она ранила его.
— Мне не нужна больше твоя дружба, Арти. Тебе придется найти другую шлюху для своих развлечений.
Не успел Ашерон даже глазом моргнуть, как Артемида напала на него и отбросила на кровать. Ашерон резко втянул воздух, когда она впилась в его шею своими зубами. В этот раз для него не было никакого удовольствия. Только боль разрушала его с каждой выпитой ею каплей. Это было даже хуже: она парализовала его, так что он не мог двигаться и сопротивляться ей. Это было актом насилия, и он знал это. Он смог узнать происходящее, потому что слишком много людей нападали на него, показывая тем самым свою власть. «Моли меня о пощаде, шлюха. Скажи, тебе ведь это нравиться?» Ашерон пытался остаться
Ашерон сглотнул и уставился на нее с презрением.
— Теперь мы закончили? Или ты хочешь изнасиловать мое тело так же, как поимела мою душу?
Боль разлилась по его телу, когда все раны и синяки от побоев вернулись. Он закричал от силы боли, как будто она стала еще больше, чем была раньше. Артемида встала и посмотрела на меня с превосходством.
— Ты больше не сделаешь из меня посмешище, человек. С меня хватит твоих насмешек.
С этими словами она исчезла. Ашерон закрыл глаза, когда облегчение пробежало по нему. Возможно, теперь его оставят в покое. Когда он пытался обрести покой в своей памяти, он представил не сад в летнем дворце, в котором он играл той весной, а Артемиду, охотящуюся с ним, их короткую дружбу, прежде чем она стала злой. Ему не хватало этой передышки.
— Все кончено, — выдохнул он.
Он перестал быть ее игрушкой. Жизнь Ашерона слишком долго контролировалась другими. Настало время прекратить попытки угодить другим и научиться жить для себя. Он никогда и никому больше не позволит властвовать над ним. Особенно богам.
Глава 37
13 февраля,9528 г. до н. э.
Ашерон шел в амфитеатр на самую новую пьесу через центр города. Зайдя на торговую площадь, он остановился, так как краем глаза заметил какую-то тень. Он резко развернулся, но ничего не увидел. Неуверенный в том, что именно Артемида следовала за ним, Ашерон нырнул за небольшую группу людей. У него внутри зияла такая пустота. Он чувствовал себя таким использованным. Честно говоря, он никогда больше не хотел ее видеть. Одна маленькая мысль о ней разжигала в нем злобу. И, тем не менее, была также и ощутимая грусть от потери того, что все-таки могло быть между ними. Эти отношения практически снова поставили его на колени. Он больше не хотел быть использованным, даже во имя любви. Хотя почему бы и нет? Тебя продавали же для всего остального? Он сжал зубы от горькой правды, о которой совсем не хотел думать.
— Бабушка, он жульничает.
Его внимание привлек голос маленького мальчика, стоящего у стола неподалеку от него. С ним была еще пожилая женщина с седыми волосами, в которые были вплетены ленты. Ее глаза были молочно-белого цвета, и стояла она, держась одной рукой за плечо мальчика. Не старше семи или восьми лет, у мальчика были темные волосы и такое невинное лицо, что это трогало до глубины души. И хотя их одежда была значительно изношена, они оба выглядели хорошо вымытыми и опрятными.
Купец поднял руку, предупреждая ребенка, как будто собирался ударить его, отшатнувшись, мальчик весь побледнел.
— Мерус? — выдохнула его бабушка, — что происходит?
— Ничего, бабуль. Я ошибся.
Ашерон незнал почему, но то, как мальчик съежился от страха, пронзило его как кинжал. Как смел этот человек наживаться на этой старой женщине и ее внуке, когда было очевидно, что у них и так практически ничего нет в этом мире. Прежде чем он успел хорошенько подумать, Ашерон выступил вперед.