Аспект белее смерти
Шрифт:
Сзади накатило ощущение смертельной опасности, аж проморозило всего. Ещё — стремительные шлепки по грязи и шумное дыхание.
— Серый, шухер! — завопил Хрип. — Тикай!
О, я бы припустил, и ещё как! Но в самый первый миг остановил страх потерять лицо, а дальше понял, что заскочить в церковь попросту не успею. Догонят и порвут!
Я развернулся и скрестил на груди руки. Не от такой уж уверенности в себе скрестил, а чтобы уберечь их от укусов, ведь нагоняли меня два короткошерстных бойцовых пса с обрезанными ушами и обрубками хвостов.
Глаза определённо не принадлежали простым животным, они вроде как даже светились, и какое-то наитие подсказало, что в собачьих телах заточены бестелесные твари с той стороны.
Пропади я пропадом, если это не так!
И захотел бы — не смог с места сдвинуться, ровно в соляной столп обратился. А ещё сообразил: не кинутся. Только не посреди церковного двора, только не на всеобщем обозрении, только не когда я стою, а не пытаюсь удрать.
И да — замерли в паре шагов, ощерились, изготовились к прыжку, но не более того.
Хозяином псов оказался мужчина средних лет, в котелке, неброском плаще и кожаных сапогах. Был он чуть выше среднего роста, с вытянутым лицом без усов и бороды. Улыбка его не понравилась чрезвычайно — верхняя губа приподнималась, открывая неровные зубы. То не улыбка, а оскал.
Шёл дядька от ворот безо всякой спешки, и я не стал молча дожидаться его, потребовал:
— Шавок убери!
Тон незнакомцу определённо по душе не пришёлся, и он недобро ухмыльнулся.
— А то что?
— А то отец настоятель спросит, кто запустил этих тварей на церковный двор!
Непонятный тип зло прищурился, и тут же псы перестали рычать, развернулись и потрусили за ворота, хоть мужик не свистнул и не прищёлкнул пальцами, ничего не сказал даже. У меня по спине побежали мурашки, и совсем уж не по себе стало, когда незнакомец будто между делом распахнул свой серый плащ. Оружейный ремень оттягивали кобура с револьвером и стянутая медными кольцами дубинка, а на цепочке покачивалась бляха охотников на воров. Начавшие было окружать нас зеваки разом подались назад.
Во рту моментально пересохло, в голове болезненно застучали отзвуки пульса.
Охотник на воров, провалиться мне на этом месте!
Неужто рассаженный витраж аукнулся?! Меня ж за него в долговой тюрьме сгноят!
Но я тут же вспомнил о заначке и вновь обрёл душевное спокойствие. Откуплюсь!
И это ещё если придётся! Пусть Заречная сторона и не была совсем уж беззаконным местом вроде Ямы, безбоязненно наведывались сюда лишь Савва, Двупалый и Седой, в подручных у которого ходил костолом по кличке Людоед. Эта троица работала по заказам церковников, Черноводской торговой компании и управы, а потому стояла наособицу от остальных охотников на воров, которым приходилось либо обстряпывать свои делишки через Барона и после делиться с ним наградой за возвращённые владельцам краденые вещи, либо действовать на свой страх и риск.
Этот,
— Ты с Гнилого дома? — спросил охотник на воров.
— Ну и? — буркнул я, не полагая нужным быть хоть сколько-нибудь вежливым, но и границ дозволенного не переходя.
Невозмутимость охотника дала трещину, и его рука чуть дрогнула. Явно собирался отвесить зарвавшемуся босяку оплеуху, но в самый последний момент сдержался. Одно дело поучить вежливости сопляка на улице, и совсем другое — затеять драку на церковном дворе. Бляхи за такое он, положим, не лишится, а вот штраф выписать или накляузничать в управу могут запросто. И самое главное — своего тогда не добьётся. Не получится после этого разговора. Никак не получится.
— Есть у вас малец лет двенадцати — рыжий, курносый и рябой? — продолжил расспросы охотник на воров.
Он точно ожидал, что я начну отнекиваться, но не тут-то было.
— Ещё и щербатый, поди? — уточнил я, а после усмехнулся. — Так себе приметы, у нас половина таких.
Послышались смешки, тусклые глаза охотника на воров укололи недобрым взглядом, и он выложил свой козырь:
— У него ожог на левой щеке и на шее.
Я кивнул. Понял не только, кого ищет этот неприятный тип, но и то, что он отнюдь не просто так караулил у церковных ворот именно меня. Врать нельзя. Загонят в угол, выйдет боком.
— Пыжик это, — сказал я. — Рыжий, курносый, щербатый. С ожогом. Точно он.
Теперь зеваки заворчали и зароптали. Оно и понятно: своих сдавать последнее дело, за такое и перо под рёбра заполучить недолго. Мой собеседник честного ответа не ожидал, поэтому спросил лишь после отчётливой заминки:
— Где он?
— Сам ищи! Я босяков выслеживать не нанимался.
— И как это понимать? — В вопросе прозвучала неприкрытая угроза.
— Откололся он, — пояснил я. — Руку в общак запустил и ноги сделал.
— Врёшь!
— Его даже из церковной книги уже вычеркнули, — ответил я, не отведя глаз. — Хочешь — проверь.
Охотник на воров смерил меня тяжёлым взглядом и объявил:
— Лучше к вам в гости загляну!
— Запретить не могу, приглашать не стану.
И вновь послышались шепотки, на сей раз, несомненно, одобрительные, а вот в спину потопавшему к воротам охотнику на воров забурчали откровенно зло. Не будь при нём тех драных псов, ещё бы и грязью закидали. Впрочем, иных и собаки не остановят.
Зеваки начали расходиться, но кто-то из знакомых подошёл выказать поддержку; я быстренько со всеми распрощался и поспешил к своим.
— Не заходили ещё? — спросил у Рыжули.
— Нет, Луку ждём, — ответила та и шепнула на ухо: — Молодец!
На сердце потеплело, но люди всё прибывали и прибывали, поэтому я быстренько пересчитал мелюзгу по головам. Все оказались на месте, не хватало только Гнёта, Сивого и Хвата. Ну и Луки.
— С базара пацаны нормально ушли, не знаешь? — уточнил я, слегка забеспокоившись.