Аспект белее смерти

Корнев Павел Николаевич

Девчонка покачала головой.

— Балаганщики чужаков к себе не берут, они все там друг другу родня! — Рыжуля вдруг озорно сверкнула глазами и рассмеялась. — Но вот меня примут, если за балаганщика замуж выйду!

— Так о том и речь! — заулыбался я. — Я ж из балаганщиков!

Рыжуля округлила глаза.

— Ты?! Ври больше!

— Серьёзно!

— Серый, не заливай! Твой отец карманником был, его повесили! Все это знают, да ты же мне сам и рассказывал!

— Повесили — это да, — кивнул я, принимая обратно изрядно обкусанное яблоко. —

Только он фокусником был, с балаганом ездил.

В руке у меня появилась деньга, я показал монету Рыжуле, сжал кулак, разжал и растопырил пустые пальцы. Затем потянулся к уху девчонки и выудил из-за него медный кругляш. Та улыбнулась.

— Столько раз смотрю, а всё в толк не возьму, как ты это делаешь!

— Талант у меня в крови! — заявил я, умолчав, сколько времени ушло на отработку каждого трюка и как непросто было в них разобраться. — Не знаю, может, отец и раньше чужие карманы чистил, но в тот раз точно решил покрасоваться перед мамой. Стянул перстенёк с пальца зазевавшегося дворянчика и сделал ей предложение. Только перстенёк оказался непростым — то ли с магической защитой, то ли с наведённым проклятием.

У Рыжули меж бровей залегла морщинка.

— Это точно не одна из твоих баек, Серый? Откуда ты всё это взял?

Я пожал плечами.

— Тётка рассказала. Отцу стало худо, начал кровью захлёбываться, вот и пошёл к монахам, через них нанятые дворянчиком охотники на воров его и отыскали. Перстень он давно расплющил, золото продал скупщикам, а вот вынутые из оправ камушки — не успел.

— Так почему его повесили? — удивилась Рыжуля. — За воровство ведь руки рубят!

— За оскорбление дворянского герба, — скривился я. — На перстне герб был. Вот и вздёрнули.

— Не повезло, — вздохнула девчонка. — Ты поэтому и не воруешь?

Я выкинул огрызок в грязь и поморщился.

— Мама при родах умерла, меня тётка выходила, сестрица её старшая. А в семь лет я на краже попался и плетей отхватил, так она знахарку попросила спину залечить. Та и сказала, что проклятие с отца на маму перекинулось и меня тоже зацепило. Только оно ослабло и его обмануть можно, если дать зарок не воровать.

— Выдумки! — объявила Рыжуля. — Все знахарки почём зря людей дурят, лишь бы только деньги выманить! Твоя тётка ведь заплатила ей за снятие порчи? Ну вот!

Вспомнился проникший в самую душу холод и старческий шёпот «взял чужое — жди беды», я зябко поёжился и через силу улыбнулся.

— Так что скажешь? Можем уехать хоть сегодня!

Рыжуля строго глянула в ответ.

— Гнилой дом — моя семья, Серый! Другой нет! Пока совсем худо не станет, я мелких не брошу. Кто ещё о них позаботится?

Мы молча зашагали вдоль торговых рядов, мне стало как-то даже не по себе. Желая сгладить неловкость момента, я остановился у лотка с разноцветными леденцами на палочках, но ещё даже деньгу достать не успел, как красномордый продавец рыкнул:

— Сгиньте!

Это и решило дело. Рыжуля презрительно вздёрнула нос и зашагала дальше, а вот

я задержался.

— Гляди! — с усмешкой показал дядьке деньгу, тряхнул кистью и растопырил пустые пальцы, вновь тряхнул и скрутил фигу, повертел ею перед носом продавца.

— Ах ты гад! — взревел тот, и я с хохотом рванул вслед за Рыжулей.

Сердце колотилось как бешеное, только не из-за дурацкой шутки, а из-за далеко не столь безобидного фокуса: пока отвлекал продавца фигой, стянул с прилавка петушок на палочке.

Взял чужое — жди беды?

Да ерунда это всё! Мёртвых ухарей обчистил — и ничего!

Я нагнал Рыжулю и сунул ей леденец. Та обрадовалась, но всё же покачала головой.

— Ой, да не стоило!

— Ерунда! — Я щелчком пальца запустил в воздух деньгу, поймал её и сказал: — Луке пока не говори, но, если совсем припрёт, я смогу десятка два целковых раздобыть.

Брови девчонки изумлённо взлетели.

— Но как?

— А хотя бы и украду! — усмехнулся я в ответ.

Тут-то сзади и послышалось:

— Эй, краля! Мой петушок тебе больше понравится!

Я резко обернулся и лицом к лицу столкнулся с парочкой босяков из Угольного тупичка. Мне и слова сказать не дали.

— С дороги! — рявкнул Жучок, а Лешик со всех сил пихнул в грудь.

Резкий толчок заставил шатнуться назад, и тут же кто-то поставил подножку. Я потерял равновесие и начал заваливаться навзничь, в самый последний момент дотянулся до пихнувшего меня босяка и ухватил его за руку, но даже так не устоял, просто увлёк паренька за собой.

Мы хряснулись на землю, я тотчас получил кулаком по зубам, а сам ткнул обидчику пальцем в глаз, и тот с воем откатился в сторону. А следом вскрикнул от боли пошутивший о петушке Жучок.

— Сука! — взвыл заводила и с прижатой к боку ладонью отпрянул от кольнувшей его спицей Рыжули.

Та метнулась прочь, а ближайшая к нам торговка заорала:

— Караул!

Кто-то завизжал, кто-то начал звать охрану. Мне бы убраться отсюда, но куда там! Мелкий гадёныш, что поставил подножку, со всего маху пнул по голове, я прикрылся руками и вцепился в лодыжку пацана. Он шустро скакнул назад и вырвался, но при этом лишился слетевшего с ноги ботинка.

Я зашвырнул растоптанную обувку на соседний ряд, и малец разом потерял ко мне всякий интерес, завопив:

— Нет!

И тут же крики зевак перекрыл пронзительный крик:

— Шухер!

Босяки вломились в толпу, а я схватил слетевший с головы картуз и ужом заполз под прилавок. Получил по спине метлой, зато выбрался в соседний проход. Только вскочил, и немедленно в руку вцепился какой-то бородатый купчишка.

— Стоять!

Я шагнул к нему вплотную, наступил на ногу и пихнул плечом в грудь, заодно крутанул руку, высвобождаясь. Бородач уселся на задницу, а я метнулся прочь. Выбежал из рядов, заметил базарного охранника и припустил прочь. Ворота остались в другой стороне, но я почти сразу вывернул к окружавшим базарную площадь домам.