Аспект белее смерти
Шрифт:
— Сейчас этот… университет проходил… — произнёс я будто между прочим и спросил: — Там учились?
Уминавший пальцем в трубке табак охотник на воров насмешливо фыркнул, но всё же соизволил ответить:
— Учусь.
— До сих пор?! — изумился я.
— А что ты хочешь? — хмыкнул Горан Осьмой и раскурил трубку, не использовав для этого ни спички, ни свечи.
— Но вы же этот… как его… аспирант!
— На факультетах тайных искусств и учатся большей частью аспиранты, а преподают асессоры.
— А эти… Аколиты, во! Они как же?
— Встречаются, — подтвердил
— Долги?! — опешил я. — А у нас адепты припеваючи живут!
— Адепты? — в недоумении уставился на меня охотник на воров и презрительно скривился. — Жалкие недоучки, которые ещё даже не сформировали ядро! Крохоборы, неспособные удержать в себе ни капли силы! Адепты, пф-ф! Неофитов в приютах лишь готовят к ритуалу очищения, настоящие знания стоят дорого. Руны тайнописи, алхимические снадобья, схемы и формулы — в школах за всё это дерут втридорога. Если ты не из боярского рода с собственной традицией и родословной в крови, придётся играть по чужим правилам.
— А…
Но вопрос привёл охотника на воров в откровенно дурное расположение духа, и он раздражённо отмахнулся.
— Портреты смотри! — Ещё и выдохнул в мою сторону струю пахучего дыма, показавшегося хоть и ароматным, но удушливым и даже каким-то липким.
Окно как на грех было закрыто, враз стало нечем дышать. Я закашлялся, потом наскоро пролистал альбом и отодвинул его от себя.
— Тут одни клеймёные, а у того лицо чистое было.
— Уверен? — уточнил Горан.
— На это первым делом внимание обращаешь! — объявил я решительней некуда.
Закралось даже подозрение, будто охотник на воров меня проверял, поскольку таким вот образинам в Среднем городе делать было решительно нечего. Их бы оттуда первый же подручный квартального погнал!
Горан вновь пыхнул дымом, зажал чубук зубами и убрал альбом обратно, вместо него достал из соседнего шкафа другой. И вот там уже публика оказалась подобрана куда как менее звероподобная. И да — никаких каторжанских клейм.
Я прекрасно знал, кто посетил дом звездочёта, и, хоть откровенничать с охотником на воров отнюдь не намеревался, не спешил и усердно вглядывался в лица. Когда полностью просмотрел второй альбом и взялся за третий, то вконец утомился сидеть в напряжённой тишине. Та будто льнула ко мне и заставляла неуютно ёжиться, вот и спросил:
— А как вообще выявляют склонность к тайному искусству?
Опасался получить отлуп, но Горан даже закудахтал от смеха.
— Староват ты для этого! Был бы талант, давно бы уже прорезался!
Я перевернул лист, посмотрел на очередную незнакомую физиономию и буркнул:
— А почему сразу обо мне речь? Вот выявляют у человека талант, и что дальше?
Охотник на воров взялся набивать трубку новой порцией табака и пожал плечами.
— А что дальше? Дальше — приют.
— И долго на адепта учиться?
— Учиться?! — презрительно фыркнул Горан, покачал головой, раскурил трубку и пыхнул дымом. — Говорю же: в приютах не учат, в приютах лишь готовят
В комнате уже дышать нечем было, меня замутило, и я помахал перед лицом ладонью в тщетной попытке разогнать клубы так и льнувшего ко мне сизого дыма.
— И надолго это?
Вместо ответа охотник на воров указал на альбом, а когда я вернулся к изучению разыскных листов, поднялся из-за стола и прошёлся по комнатке.
— Надолго или нет — от человека зависит. Кто-то там на всю жизнь остаётся.
У меня едва челюсть от изумления не отвисла.
— Это как так?!
— А чему ты удивляешься? — улыбнулся Горан Осьмой. — Неудачники и слабаки десятилетиями живут в приютах, прежде чем оказываются готовы к очищению духа.
— С родными-то хоть выпускают повидаться?
— Нет.
Короткий категоричный ответ заставил зябко передёрнуть плечами.
Хорошенькое дельце! Вот бы я отколол номер, сунувшись к монастырскому целителю! Нет, ради того чтобы пройти обучение и стать адептом, можно и несколько лет в приюте прожить, но только не сейчас! Сначала надо сотню целковых собрать! Да и потом… Я не хотел расставаться с Рыжулей. Просто не хотел.
Третий альбом подошёл к концу, и Горан немедленно достал следующий. Из-за дыма саднило горло, меня разобрал мелкий сухой кашель и, хоть в комнате было жарко и душно, начал бить озноб. В воздухе сгустилось напряжение, будто бы помимо нас с Гораном тут находился кто-то ещё. Не один и не два — множество. Заглядывают через плечо, пытаются забраться в голову, внимательно следят, как я переворачиваю листы. Ждут, когда покажется знакомое лицо.
Я попытался отвлечься от этого неприятного ощущения, облизнул пересохшие губы и спросил:
— В монастырях ведь тоже неофитов готовят? Там такие же порядки заведены, как и в приютах?
Охотник на воров прекратил выбивать курительную трубку и оскалился.
— По нынешним временам монашеские ордена отличаются от сект лишь тем, что сумели выторговать право на существование у наместника Царя небесного. Их отклонения от догматов были сочтены позволительными и незначительными, только и всего!
— Но как же…
— Церковь — это церковь! Монашеские ордена — это монашеские ордена! — отрезал Горан. — Из них уже не выйти. Никакими деньгами не откупиться! Школьная кабала — куда честней.
Он вручил мне очередной альбом, я потёр глаза и принялся без всякой охоты изучать подшитые в него разыскные листы. Без всякой охоты? Черти драные! Да нехотя я их переворачивал, через силу, буквально заставляя себя это делать! Просто отнюдь не был уверен, что сумею провести охотника на воров, никак не выказав узнавания при виде физиономии Яна Простака. Очень уж пристально следил за мной Горан Осьмой, слишком уж остро глядели его водянисто-синие глаза.
Вспомнилось, как не мог выдавить из себя ни слова лжи при разговоре с братом Светлым, и окончательно сделалось не по себе, по коже забегали колючие мурашки. А потом охотник на воров стремительно оказался рядом и заглянул через плечо, но тут же разочарованно выпрямился.