Аспект белее смерти

Корнев Павел Николаевич

— Проклятье! — коротко ругнулся Горан Осьмой и скомандовал: — За мной!

Охотник за головами припустил по переулку, я рванул следом, и вот тут уже пришлось бежать против ветра, а тот беспрестанно швырял в лицо пыль, сорванную листву и всяческий мусор, порой едва не сбивал своими резкими порывами с ног. Не успев толком отдышаться, я раз за разом хватал воздух разинутым ртом, на зубах моментально заскрипел песок.

Горан время от времени оборачивался и поторапливал меня, костеря за медлительность и грозя оборвать уши, приходилось выкладываться

на полную. Когда указал охотнику на воров нужный дом, то уже едва не падал от усталости, шла кругом голова, и никак не получалось отдышаться. Ещё и глаза пылью запорошило.

Черти драные! Ну за что мне всё это?!

Во дворе никого не оказалось, а рыкнувший было на Горана цепной пёс вмиг заскулил и спрятался в конуре. Охотник на воров принялся колотить кулаком в дверь, а я без сил плюхнулся на нижнюю ступеньку крыльца и принялся откашливаться. При этом не переставал следить за конурой. Пёс уже не скулил, а глухо рычал. Мог и кинуться.

— Кого там черти принесли?! — послышалось из-за двери.

— К Боцману! — рявкнул в ответ охотник на воров.

— Деньги с собой?

— Да!

— Два целковых?

— Отпирай! — потребовал Горан Осьмой. — Не доводи до греха!

Но хозяин оказался не из пугливых. Лязгнув засовом, он приоткрыл дверь и потребовал:

— Деньги гони!

Охотник на воров звякнул кошельком и вынул из него крупную серебряную монету.

— Держи!

— Второй целковый давай! — потребовал хозяин. — О двух уговор был!

— И одного за глаза! — отрезал Горан Осьмой, сунул носок ботинка в щель приоткрытой двери и вновь звякнул кошельком. — Не дури! Я с Боцманом честь по чести рассчитаюсь, вот с него плату за постой и требуй! Давай посторонись!

Хозяин нехотя подался назад, и порыв ветра немедленно распахнул дверь настежь. Горан шагнул внутрь, и я спешно юркнул следом, едва успев опередить выскочившего из конуры пса.

— Куда? — спросил охотник на воров у задвинувшего засов мужика.

— На самый верх подымайтесь! — махнул тот рукой в сторону лестницы. — В мансарде две комнаты — одна пустует, в другой Боцман.

С нами он не пошёл, и Горан первым поспешил наверх. Я поплёлся за ним, скрипя рассохшимися ступенями. Лестница привела на чердак, там мы, пригибая головы, дабы не зацепить стропила скошенной крыши, прошли тёмным коридорчиком мимо пустой каморки и остановились у дальней двери.

Охотник на воров подёргал ручку, затем хлопнул ладонью по доскам.

— Открывай!

Послышался шорох, а после нового шлепка раздался надсадный кашель.

— Убирайся! — хрипло отозвались изнутри.

Препираться Горан Осьмой не стал, резко подался вперёд и, выломав хлипкий засов, шагнул в каморку. Я сунулся было следом и даже успел заметить валявшегося на тюфяке человека с зажатым в руке матросским ножом, но тотчас отшатнулся обратно. Изнутри шибануло жуткой вонью чего-то горелого, а вдобавок повеяло запахом пересушенной зноем пыли, мир сделался оранжево-серым и задрожал, мне словно со всего маху в нос кулаком зарядили. Лежу на раскалённом

песке и…

И наваждение схлынуло, осталась только непонятная слабость, дрожь в коленях и жжение в груди, да ещё потекли сопли, а глаза наполнились слезами.

Черти драные! Это что ещё за напасть?!

И почему Горану хоть бы хны?

Когда проморгался и вновь подступил к двери, запах чего-то горелого никуда не делся, но столь мощного впечатления уже не произвёл. Знойная оранжевая серость? Вроде бы улавливал её, но уже не так отчётливо. Не сказать — болезненно.

Первым делом охотник на воров подступил к окошку и распахнул его, а запустив в клетушку свежий воздух, предупредил:

— Не заходи! — И закрутил головой по сторонам, осматриваясь.

По крыше зашуршал дождь, сверкнул длинный росчерк молнии, и этот всполох высветил постояльца, который не только не сумел подняться с брошенного на пол тюфяка, но ещё и выронил нож.

Человек лежал на спине и едва слышно сипел, глаза его запали, посеревшая кожа туго обтянула скулы, а губы превратились в две узенькие ниточки. Когда б не шрам и покромсанное ухо, я бы в этом доходяге Яна Простака и не признал вовсе. Плоть ссохлась, возникло впечатление, будто на тюфяке лежит самая настоящая заморская мумия.

Проняло меня так, что волосы на затылке зашевелились.

— Что с ним? — спросил я у охотника на воров, который отыскал среди пустых бутылок огарок свечи и запалил его, а потом распахнул матросский сундук и принялся выбрасывать из него какие-то обноски и мешочки.

Горан Осьмой вопрос попросту проигнорировал, но и совсем уж без ответа он не остался.

— Подых-хаю! — едва слышно прошептал Ян Простак пересохшей глоткой и уже не мне сообщил: — Не найдёш-шь!

Горан покидал обратно в сундук всё тряпьё и вынес его в коридор, после выставил за дверь ночной горшок и взялся простукивать пол, попутно будто между делом уточнил:

— Что именно?

— Книгу, легавый! Книгу! — выдохнул Простак и закашлялся.

Охотник на воров подцепил кончиком ножа одну из досок и заглянул под неё, разочарованно выругался и вернул половицу на место.

Ян Простак засмеялся было, но его вновь начал рвать сухой кашель.

— Не найдёш-шь!

Горан ухватился за край тюфяка и оттянул жулика к другой стене, закончил осмотр пола и завертел головой по сторонам, да только обустроить в клетушке тайник не имелось решительно никакой возможности.

— Избавился от неё?

— Н-не-ет! — прошипел Простак. — Не потащ-щил с-сюда эту пакос-сть! С-спрятал! Не найдёш-шь!

За окном вновь сверкнуло, и на сей раз раскаты грома докатились куда быстрее прежнего. Под шквальным порывом ветра заскрипела крыша, капли дождя уже не шуршали по ней, а колотили. Горан Осьмой закрыл оконце и вышел ко мне.

— Внутрь не заходи и уж точно, если жизнь дорога, к нему не прикасайся! — распорядился он.

— А вы куда?! — всполошился я.

— Сейчас! — отозвался охотник на воров и скрылся в соседней клетушке.