Аспект белее смерти

Корнев Павел Николаевич

Понемногу от ближайших кабаков подтянулись зеваки, и я затерялся среди них. Так и переминался с ноги на ногу битый час, не спуская глаз с парней. Те время от времени начинали выяснять отношения, но всякий раз очень быстро успокаивались; Гусак даже принёс себе и Луке по второй кружке.

Но я всё равно места себе не находил. Маетно было на душе. И «маетно» — это ещё мягко сказано.

Чужая округа, где ничего не стоит нарваться на неприятности, сомнительное дельце, подельники, от которых так и воротит. И Рыжуля с Мелкой на берегу. Пусть к раковой заводи никто, кроме обитателей Гнилого дома, дороги и не знает, но мало ли?

Уж

скорее бы со всем этим закончить! Пусть бы хоть какая-нибудь ясность появилась! Сорвём куш или нет. Заплатим оброк Бажену или будет нечем. Останемся в Черноводске или придётся уносить из города ноги. Пойду я завтра просить Горана Осьмого пристроить меня в приют или встречу утро, сплавляясь вниз по реке. А если сплавляясь — то на лодке или с перерезанной глоткой. Такого ведь тоже исключить было нельзя.

Черти драные! Да чего они медлят-то?!

От пивной парни отошли, когда я уже окончательно извёлся. Ничего не стоило потерять их в толчее, поначалу пришлось едва не наступать на пятки, а вот на тихих узеньких улочках вновь поотстал — пусть тёмные рубаха и штаны в глаза и не бросались, но они вовсе не превращали меня в невидимку. Гусак время от времени оглядывался, потеряю осторожность — приметит.

Но остерегаться приходилось отнюдь не только этого. Хоть столпотворение и осталось позади, не спал и квартал, через который мы сейчас шли. Бродили от притона к притону едва стоявшие на ногах молодчики, кто-то заходил в курильни, кого-то выбрасывали за порог. Предлагали бесплатную первую затяжку зазывалы, цеплялись к прохожим пьяные шлюхи.

Огоньки самокруток в подворотнях и глухих проходах, едкий запах табака и сладковатый аромат дурман-травы, тихие голоса и отчаянная ругань. Все чувства обострились до предела, но мало-помалу улица опустела, только всё так же яростно облаивали чужаков цепные псы. Дальше парни свернули в боковой проход, и почти сразу послышался скрип петель, я поспешил следом и едва не опоздал: успел заметить лишь, как закрывается калитка.

Вела та на задний двор двухэтажного дома. На окнах — ставни. И — тишина.

Пришли?

Я повертел головой по сторонам и рванул к сараю, выстроенному на краю соседнего двора. Подпрыгнул и ухватился за край крыши, затем подтянулся, упёрся ногами в стену и забрался наверх, где и распластался на досках. Миг выжидал и прислушивался, затем осторожно пополз вперёд. После чуть приподнялся на локтях и осмотрелся.

Хват и Плакса расположились под каким-то навесом, а Лука и Гусак оттащили в сторону деревянный щит, до того закрывавший тёмный провал в земле. Яр достал из мешка две лампы и заправлял их керосином. Вспыхнул огонёк спички, следом загорелись и фитили светильников.

Одну лампу Лука, Плакса и Гусак унесли с собой, вторую Яр установил на нижних ступенях спуска в канализацию.

— На кой? — спросил Хват.

— Если ноги делать придётся, — пояснил Яр. — Они налево ушли, мы направо рванём. Там рядышком ещё один спуск есть. Уведём погоню за собой.

— Какую ещё погоню?

— Умолкни! — потребовал Яр и ушёл под навес. — Сядь и не отсвечивай!

Наступила тишина, и я задумался, как быть дальше.

Пусть с крыши сарая и просматривался тянувшийся вдоль задворок переулок, но оставался ещё и сам дом. А ну как подельники Гусака затаились именно там? Лука вернётся с товаром, тут его под белы рученьки и примут!

Но этому я помешать в любом случае не могу, зато непременно замечу отсюда

всех, кто решит подобраться к калитке по переулку. А меня — нет, меня тут не разглядеть. Подать сигнал всегда успею.

Высоко лежу, далеко гляжу.

Лучше уж так, чем по округе круги нарезать. Всё больше толку выйдет.

И я остался лежать на чуть скошенной крыше сарая. Сам не шевелился, только вертел головой по сторонам, высматривая приближение неведомых супостатов. Но нет — никого и ничего.

Хват и Яр сидели на брёвнышке и молчали. Я вслушивался в ночную тишину, только, сказать по правде, тишиной в Яме по ночам и не пахло. Лай цепных псов и пронзительные вопли уличных котов, шлёпанье по грязи быстрых шагов, пьяные крики и безумный хохот, металлическое лязганье и непонятный стук, обрывистые отзвуки сразу нескольких мелодий… Но всё это не прямо здесь, всё это на некотором отдалении. Поблизости разве что какая-то девица стонала, и то не в том доме, на задворках которого затаились босяки, а в соседнем.

Мне бы успокоиться, только какое там! Начал бить нервный озноб.

«Как бы Гусак Луку прямо внизу ножом не пырнул», — мелькнула страшноватая мыслишка, но сразу выкинул её из головы.

Не рискнёт! Если б мы и вправду Бажену долю посулили, после такого даже на Пристани не скрыться. Найдут и там. Не босяки же искать станут, серьёзные люди.

Время от времени начинали приближаться голоса то с одной стороны, то с другой, да ещё частенько на соседних улочках мигали огоньки самокруток. Я всякий раз так и подбирался, но тревожился напрасно — на задворки никто не сворачивал, обитатели Ямы неизменно проходили мимо. Из домов тоже никто не появлялся, даже девка стонать перестала, и собаки больше не брехали — как отрезало. Комары разве что одолели, но на болоте к ним давно привык.

Плевать на комаров!

У меня над самым ухом — близко-близко! — скрежетнул металл, а следом донёсся едва слышный шёпоток:

— Замри!

Я узнал и звук, и голос. Внутри всё так и оборвалось.

Черти драные, пропал! Как есть пропал!

Глава 25

5–7

«Пропал! Пропал! Пропал!» — забилось в голове, и такая тоска взяла, что зубами бы скрипнул, если б не боялся этим скрежетом выстрел спровоцировать.

Не просто ведь металл щёлкнул! Это курок револьвера взвели!

— Очень медленно положи ладони на затылок и сцепи пальцы, — потребовал охотник на воров, выждал немного и охлопал меня, но стилета не нашёл. Тогда коротко свистнул. — Яр!

Хват и моргнуть не успел, как с ножом у горла оказался. И тут же через забор перемахнули два здоровенных пса. Один подбежал к навесу, второй замер у сарая и запрокинул голову, уставился на меня своими чуть светящимися глазами. Ещё и верхнюю губу приподнял, угрожающе зарычав.

— Спрыгивай! — потребовал Псарь и отступил с револьвером в поднятой руке.

Кидаться на него при таком раскладе было чистой воды самоубийством, я послушно перебрался к самому краю крыши, свесился вниз и разжал пальцы. Только приземлился и сразу шатнулся в сторону, едва успев отдёрнуть руку от клацнувших рядом с пальцами зубов. Аж запястье обожгло!

— Фу! — шикнул охотник на воров, и пёс неохотно отступил. — Шагай! — приказали уже мне.

— Яр, обыщи их! — распорядился Псарь, ловко спрыгнул во двор и пригрозил: — Не дурите, отбросы! Дырок наделаю!