Аспект белее смерти
Шрифт:
Охотник на воров поспешил к лестнице, и мне нестерпимо захотелось пальнуть ему в спину. Может, и стрельнул бы даже, только не хватило уверенности, что его этим получится пронять. Всё же аспирант!
Какое-то время я вслушивался в скрип ступеней, затем отступил от двери каморки и уселся на пол, наставив револьвер на лестницу.
— Э-эй, конч-че-еный! — прошелестел слабый голос жулика, но я не отозвался. Весь обратился в слух.
Скрипела под порывами ветра крыша, колотил по ней дождь, уже совсем рядом громыхали разряды грома, из распахнутых дверей каморок то и дело вырывались отсветы молний. Этажом ниже собачились жильцы, до меня доносились
Да только расслышу ли в случае чего их скрип?
Простака искали не мы одни, а ну как заявятся те — другие? Тут вся надежда на непогоду. На оружие — нет, на оружие надежды не было ни на грош.
Револьвер начал оттягивать руку, та задрожала. Держать оружие на весу оказалось не слишком-то сподручно, так что я затащил за распахнутую дверь выставленный в коридор матросский сундук и устроился уже за ним. Пока возился, немного успокоился и взялся разглядывать револьвер.
Короткий ствол, массивный барабан, удобная рукоять с деревянными накладками. Спица курка, спусковой крючок, какая-то защёлка сбоку. Прежде огнестрельного оружия держать в руках не доводилось, от греха подальше ничего нажимать не стал.
Ещё приметил выгравированную на металле затейливую вязь непонятных символов. Пригляделся к ним, и вдруг показалось, будто в револьвере затаился какой-то серый холодок.
Получилось учуять чары? Должно быть, так.
С новой силой налетел ветер, домишко заскрипел и затрещал, а потом со всех сторон загрохотало, от всполохов молний стало светло будто днём, и — ливень!
Кровля оказалась худой, сразу в нескольких местах потекли вниз струйки воды. Кругом стенало, трещало, выло, громыхало и сверкало. Гроза бушевала никак не менее часа, затем понемногу пошла на убыль, но дождь так и продолжил лить. Несколько раз я заглядывал в комнатушку к жулику, тот безвольно валялся на тюфяке с пришпиленной к половице рукой. Пока что — живой.
А если вдруг окочурится, я здесь лишней минуты не проведу, рвану отсюда в тот же самый миг, пусть Горан ищет!
Но Ян Простак кашлял, сипел и сыпал проклятиями. Не умирал. А потом до меня донёсся скрип ступеней. Бушуй стихия в полную силу, точно бы ничего не услышал, но гроза ушла дальше, да и дождь начинал стихать, вот и насторожился. Вытянул руку с револьвером и сразу опомнился, потянул на себя большим пальцем спицу курка. Металлический щелчок прозвучал оглушительно громко, и эхом отозвались:
— Не стреляй!
Голос определённо принадлежал Горану Осьмому, но даже так я едва не пальнул, когда на чердак поднялась фигура в плаще. Потом только с облегчением перевёл дух, сообразив, что охотник на воров просто успел переодеться.
Горан сунул под мышку трость и протянул руку.
— Дай сюда!
Я вернул оружие владельцу, и тот, придержав пальцем, осторожно спустил курок, затем убрал револьвер в карман.
— Живой?
— Дышит! — ответил я, ощутив невероятное облегчение из-за того, что всё обошлось.
Оставляя за собой мокрые следы, Горан прошёл в клетушку, сел рядом с жуликом и высвободил воткнутый в его руку нож.
— Не дёргайся! — потребовал он и одним уверенным движением распорол рубаху Простака; пуговицы на доски так и посыпались. После охотник на воров достал из кармана небольшой серебряный цилиндр и скрутил с него крышечку. — А теперь послушай меня, Мокрый! Если книги у тебя нет, так и скажи — тогда я тебя просто оставлю или убью быстро, как пожелаешь. Но если я тебя исцелю и не получу книги,
— Книга у меня… — едва слышно выдохнул жулик. — Вылечиш-шь — отдам!
— Да будет так! — объявил Горан, наклонил полый цилиндр, и выкатившийся из него металлический шарик упал точно в ямочку в нижней части грудины.
Или не шарик, а капля? Да и простой ли металл это был?
Непонятная штуковина мало того, что занялась неприятным свечением, так ещё и закрутилась на коже — у меня немедленно заломило зубы, а жулику пришлось и того хуже. Его выгнуло дугой, и Горан спешно отпрянул в сторону, не желая случайно коснуться осквернённого проклятием человека. Того начало корёжить, но судороги долго не продлились, и вскоре жулик вновь распластался на тюфяке. Глаза Простака распахнулись, в них засияли отсветы странного металла, капля которого стремительно крутилась, сияя и уменьшаясь в размерах — то ли истаивая, то ли втягиваясь в тело.
Черти драные! Ну и дела!
— Это как так?! — невольно выдохнул я.
Свечение металлической капли явственно померкло, и Простака перестало подёргивать, он замер на тюфяке мумия мумией, тогда Горан счёл возможным отвлечься от него и отойти к двери.
— Держи! — Охотник на воров вновь протянул мне вынутый из кармана плаща револьвер. — Следи за лестницей!
— Так это надолго? — спросил я, не сумев сдержать разочарования.
— Кто знает? — хмыкнул Горан. — Со столь сильными проклятиями ничего нельзя сказать наверняка.
Тело Простака вроде как даже самую малость засветилось изнутри, но иссохшая плоть и не думала восстанавливаться, да и дыхание не делалось ни ровнее, ни глубже.
За окном вдруг сверкнуло, и сразу долетел раскат грома, а следом резко усилился дождь. Округу вновь накрыло грозой, и как ни хотелось мне поскорее отсюда убраться, но невольно даже порадовался, что жулик до сих пор не пришёл в себя. Последнее дело в такую непогоду по Яме рыскать. Может и смыть.
— Есть три способа избавить человека от проклятия, — сказал вдруг охотник на воров, хоть я ни о чём таком его и не спрашивал. — Можно провести колдовской ритуал. Можно выжечь скверну церковным обрядом. А можно задействовать алхимию. Тайнознатцы и священники с подходящим атрибутом наперечёт, никто из них в Яму не поедет даже за всё золото мира. Не в такую погоду. Остаются алхимические зелья. Безумно дорогие, — он усмехнулся, — но, как сам видишь, весьма эффективные.
Честно говоря, я ничего такого не видел. Заметно уменьшившаяся в размерах металлическая капля почти погасла, а Ян Простак так и продолжал напоминать ссохшийся труп. Жизненных сил в нём не прибавилось ни на грош.
Только подумал об этом и вдруг сообразил, что из комнатушки уже не веет удушающим пыльным зноем, а при взгляде в дверной проём больше не посверкивает чем-то оранжевым, пережигавшим в мерзкую серость все остальные оттенки.
От Горана Осьмого это обстоятельство тоже не укрылось, он присмотрелся к жулику и даже провёл над ним ладонью, а стоило только истаявшей до половины горошины капле окончательно погаснуть, подцепил её металлическим цилиндром и спешно накрутил на него крышечку. Дальше на смену серебряному цилиндру пришла изукрашенная резьбой деревянная шкатулка. В той ровными рядками лежали одинаковые пилюли — зеленоватые, полупрозрачные и самую малость мерцающие. Одну Горан уместил во всё той же ямочке, вторую устроил в ложбинке меж ключиц. Обе в один миг растаяли и впитались в тело.