Асы против асов. В борьбе за господство
Шрифт:
Сколько таких удачно обстрелянных, но не сбитых самолетов оказалось в личных счетах немецких летчиков истребителей? Наверно, немало.
Мог ли ведомый уверенно подтвердить победу своего ведомого? Мог, но далеко не всегда. Задача ведомого — прикрывать своего ведущего от атак сзади. Поэтому он большую часть своего внимания уделяет задней полусфере командира и меньше его способен оценивать результаты атаки. В данных рассуждениях я исключаю возможность заведомых приписок и ложных заявок. Однако в случаях сомнительных летчик, вероятно, будет трактовать сомнения в свою пользу.
Третий пункт —
Следующий пункт — пленка фотокинопулемета. В наших ВВС фотокинопулеметы были на американских истребителях «Аэрокобра Р-9». Были американские фотокинопулеметы наЛа-7 нашего полка. Их возможности и разрешающая способность хорошо нам известны. Эти аппараты фиксировали только выстрел в направлении противника. Киноаппарат снимает, пока стреляет пушка и пулеметы. Но результаты попадания появляются не мгновенно. Обычно следы разрушения появляются позже, когда нападающий кончил стрельбу и отвернул от цели. В архивах нашего полка сохранился кадр ФКП, сделанный Иваном Кожедубом. Он стрелял по Фокке-Вульф-190 с предельно малой дистанции.
Сбитие подтвердили наземные войска. Но никаких следов попадания на пленке нет. Случаи, когда на пленке ФКП видны значительные разрушения конструкции, были очень редки. При тысячах сбитых самолетов убедительных кадров ФКП во всем мире наберется не многим более десятка, и они использованы во всех кинохрониках.
В книгах Толивера и Констебля приведено несколько кадров. Среди них есть и весьма сомнительные, но ни один из них не принадлежит ни Хартману, ни Баркхорну, ни другим известным асам.
Наиболее надежными подтверждениями сбития самолета являются обнаружение упавшего самолета и сообщение наземных очевидцев. Однако очевидцы могли быть только тогда, когда воздушный бой происходил над расположением наземных войск. Если же самолет был сбит при свободной охоте, то подтвердить сбитие, как правило, было некому. Начиная с конца 1942 г. немецкие войска только отступали, и все сбитые ими самолеты над линией и за линией фронта вскоре оказывались в нашем тылу, и, естественно, всякое подтверждение для немецких летчиков исключалось. Так какая же часть в победных списках немецких асов является достоверной?
Сопоставление наших потерь с немецкими заявками на сбитие в отдельных операциях говорит, что немцы завышали свои победы в два-три раза. В общем, немецкие заявки на сбитие — это более или менее обоснованные предположения о возможности сбития, но не реальные факты...»
По поводу надежного подтверждения сбития самолета мне бы хотелось привести один пример. Весной 1942 г. в публикации полковника Ларюшкина («Вестник воздушного флота») было обращено внимание на тактику немецкого одиночного самолета-истребителя. А проще говоря — «охотника».
Для него на Ме-109 (последних серий) или на Хе-113 отводился район действия на советской территории шириной 20–25 км и глубиной до 30–35 км. Этот район выбирался вблизи линейных ориентиров, на путях движения советских боевых, транспортных и самолетов связи.
Полет «охотника» происходил на малых высотах, не выше 50 м, на максимальной скорости, ломаным курсом на 15–20° в разные стороны с целью создания условий хорошего наблюдения за
«Охотник» обходил населенные пункты, нолетал в пределах видимости характерных линейных ориентиров, по которым проходят вероятные пути полетов советских самолетов.
Наиболее интенсивно немецкие «охотники» работали с 10 до 16 часов, поджидая в это время самолеты, возвращающиеся с боевых заданий или потерявшие ориентировку. Оживленнее они работали в облачные дни, скрываясь и маскируясь облачностью, тем самым увеличивая возможности внезапной атаки.
Тактика нападения на оторвавшийся от группы советский самолет (на дистанцию 300 м и больше, летящий на высоте не выше 800–1000 м) была рассчитана на скрытное сближение с целью на короткую дистанцию (до 50–100 м) и меткую стрельбу до полного поражения. Причем если советский самолет вдруг маневрировал, то «охотник», не вступая в бой, отходил в сторону на дистанцию до 700–800 м, но не бросал, а преследовал, следуя позади.
В солнечные дни «охотник» заходил со стороны солнца, прикрываясь складками местности. Свою жертву порою преследовал до самого аэродрома, стараясь атаковать в момент захода на посадку.
Полковник Ларюшкин пишет: «На все вооруженные самолеты «охотник» нападает мгновенно, но если наши самолеты укрываются бреющим полетом над населенными пунктами с огнем ЗА или сильным ружейно-пулеметным огнем, то «охотник» отходит в 5–6 км, вынуждая, рыскает для повторной атаки. Аэродромы истребительной авиации обходит в 5–6 км.
При преследовании нашими истребителями «охотник» уходит. При низкой облачности уходит в облака, где идет ломанным курсом 10–15 км, после выскакивает и часто возвращается обратно к начальной точке преследования, но уже с другой стороны, с целью атаковать наш оторвавшийся или увлеченный поиском фашиста самолет.
В ясные дни уходит бреющим полетом на высоте 5–10 м по складкам местности ломаным курсом на 10–15°. Уходит прямо на свою территорию к крупному населенному пункту под защиту ЗА...»
И что же дальше, подумаете вы? А то, что работа «охотника» контролировалась во всех случаях. Если ему удалось сбить самолет, то через 2–2,5 ч к месту падения самолета прилетали уже два самолета. То есть «охотник» приводил для контроля второй самолет и оба виражом на высоте 150–200 м просматривали место нападения.
6
Писатель и бывший летчик-истребитель Лев Вяткин однажды оказался в гостях на Большой Бронной у Александра Ивановича Покрышкина. Тогда он был еще генерал-полковником. Так вот. Трижды Герой Советского Союза удивил тогда Льва Михайловича тем, что, оказывается, знал о победах Эриха Хартмана (352), Отто Кителя (267), Герхарда Баркхорна (301), Гюнтера Ралля (275) и т.д. Л. М. Вяткин вспоминает: «Об этих асах он узнал из допросов сбитых немецких летчиков и даже как-то сказал при разборе полетов, что неплохо бы поучиться у противника умению вести меткий огонь из любого положения. Его давний недруг, старший по должности, полковник Исаев (в книге «Небо войны» он выведен под фамилией Краев) незамедлительно обвинил Покрышкина в «преклонении и страхе» перед люфтваффе...