Атавизм
Шрифт:
Следующим шагом я «открыла» символ, обозначающий те синие «ячейки» в стенах. Когда появилось конечное «окно», я онемела: во всех ячейках помещалась такая понятная человеческая фигурка! Я сконцентрировалась на одном из «человечков». Тут же возникло изображение, просто ошеломившее меня: это был объемный портрет молодой женщины. Прекрасное гармоничное лицо казалось изможденным, глаза закрыты, губы плотно сжаты. Длинные волосы, разметались поверх обнаженной груди, казалось, она забылась тяжелым, болезненным сном. Рядом с изображением бежали строки символов, мелькали какие-то графики. Пораженная своим открытием, я отыскала ту ячейку, от которой мы так беззастенчиво питались: так и есть, изображение человечка имело
– Срочно прекратить истечение жидкости! – воскликнула я. – Надо заделать дыру, не то один из твоих богов помрет!
Таго смотрел на меня как на кликушу. Постояв несколько секунд, он ринулся вслед за мной. Я домчалась до той ячейки и беспомощно уставилась на трубу: жидкость текла все сильнее. Не руками же ее останавливать! Я понимала, что существуют какие-то ремонтные системы, но как они выглядят и как ими воспользоваться, я не представляла. Подбежавший Таго, встревожено спросил:
– Что все это значит? Что тут происходит?
– Таго, надо заделать эту дыру, вопросы потом! Есть предложения? – я с надеждой посмотрела на него.
– Да могу я это заткнуть, хоть сейчас! – он покопался в мешке. Я глядела на него с восторгом и благоговеньем, как на Дедушку Мороза. – Ненормальная какая-то! – ворчал он, вытягивая на свет плоскую коробку.
Он достал материал наподобие глины, и густо замазал трещину, затем, куском красной коры очертил зону вокруг повреждения. Открыв коробку, он осторожно извлек из нее большого скрюченного паука и согрел его в ладонях, дуя на него, и аккуратно распрямляя ему конечности.
Когда паук зашевелился, Таго посадил его в обведенное пространство, и паук засновал, покрывая весь участок плотной паутиной. Понаблюдав за этим процессом, я догадалась, что последует дальше. Воспоминания об Янтаре опять царапнули душу. Паук закончил свою работу, и Таго сунул ему какую-то крошку, снова уталкивая в коробочку. Паутина быстро стекленела и застывала непроницаемой пленкой.
– Сколько продержится? – спросила я.
– Да сколько угодно, если не обработать специальным составом, конечно, – ответил Иней, сердито на меня глядя. – С тобой не соскучишься!
Я снова вернулась на возвышение, наблюдая за юношей в поврежденной ячейке. Символы рядом с изображением быстро менялись.
Несколько раз картинка словно дрогнула, что сопровождалось отдаленным гудением. После этого юноша закрыл глаза и задышал ровнее. Его значок в общей схеме перестал мигать, и побледнел, постепенно становясь желтым. Решив, что лимит геройства исчерпан, я предложила выбраться отсюда, подобру-поздорову, с чем Таго горячо согласился. Рса сказал мне, что буря давно прошла, и раз теперь нет питательной воды, то он предпочтет уйти отсюда. Мы поднялись, и тем же порядком, удалились из этого странного места. Двери открывались исправно, и мы постарались, по мере сил, придать развороченной степи первоначальный вид. То, что мы сковырнули, когда отрывали дверь, исчезло, развеянное ураганом, и нам пришлось в экстренном порядке натаскать дерна из округи, закрыв вход в подземелье. Конечно, было бы наивным полагать, что хозяевам будет невдомек, что кто-то непрошено гостил у них, но мы надеялись на снисхождение, учитывая наши заслуги перед неведомым человечеством.
Буря, пронесшаяся накануне, не оставила после себя ничего, кроме странного ощущения, что мы вышли в мир, вслед за генеральной уборкой. Трава
Внезапно я обнаружила, что весна уже здесь: пахло сырой землей, кто-то чирикал и «цвиркал» в желтой траве. Сквозь длинные высохшие пряди пробивались молодые зелененькие иголочки свежих стеблей. Мы продвигались к морю, и местность заметно понижалась. Хитрый рса исчез, растворившись в бескрайней степи, подобно сновидению. Правда, мы и не ожидали чего-нибудь другого, так даже спокойнее: никто не смотрел на нас, как неприкосновенный продовольственный запас. Через два дня мы наткнулись на неширокую речку, скромно укрытую в прибрежные заросли. Засев среди шуршащей и свистящей осоки, мы впервые за несколько дней, вдоволь напились и наелись – река оказалась очень рыбной. Таго все-таки позволил превратить себя в человека. Его роскошная грива была сбрита, волосы острижены, а точнее обрезаны так, чтобы не оставалось светлых полосок. После этой процедуры, он приобрел поразительное сходство с плакатным красноармейцем, глядящим на недобитую «контру»: даже лицо его стало таким же сурово-брезгливым. И все равно, он оставался великолепен, походя на современного бога войны.
Еще через день, минуя сады и виноградники, деревеньки и сельца, лепившиеся здесь друг к другу, как ласточкины гнезда, мы подступили к Порт-Мнеку.
Сначала я услышала море и почувствовала его запах, потом, по мере нашего приближения, постепенно появился город. Чудилось, что он поднимается из морских пучин, так его облик сливался с шумом прибоя, выложенные изразцами стройные башни казались мокрыми мачтами, а высокие скаты крыш – разноцветными парусами. Стен тут не было, и почти каждая улица выводила к сверкающей бирюзовой воде. Никто не спросил нас кто мы и откуда, никто даже не глядел на нас, мы погрузились в город, сливаясь с болтливой толпой. Здесь никто никуда не спешил, как в наших столицах, нет, все куда-то шли, но никто не несся, как ошпаренный, не толкался, не стекленел взглядом. Над двигающейся толпой повис многоголосый гул, среди идущих сновали уличные торговцы, кто-то останавливался привлеченный товарами, и толпа обтекала их, лениво, как густая патока.
Поплутав немного по городу, мы отыскали «Ракушку». Я представляла себе заведение под названием «таверна» в виде небольшого домика с непременной вывеской, болтающейся на цепях. Этакого либерального места, где можно встретить самый разный народ: от разбойника, до благородного рыцаря и где над всем этим сборищем надзирает хитрый и ушлый хозяин. Поэтому, когда перед нами возник трехэтажный особняк, облицованный розовым камнем, с широким крыльцом и башенками по углам здания, с двумя лакеями у входа, я подумала, что мы не туда попали.
Однако, крыши башен, выполненные в виде спирально закрученных раковин, и пышная вывеска над входом, однозначно сообщали: перед нами таверна «Ракушка». В прохладном холле было немноголюдно. За конторкой, словно профессор на кафедре, восседал важный старик в золоченом пенсне.
– Мы хотели бы видеть господина Ястребка, – сказал Иней, когда мы предстали перед стариком.
– Если вы говорите о Сиятельном Князе Ястребке Уккском, то он, оказывает нам честь, расположившись в наших апартаментах. Как прикажете доложить?
Таго на секунду замешкался.
– Я госпожа Мерлин Монро, а это господин Бонд. Джеймс Бонд, – не удержавшись от улыбки, добавила я.
Старик просветил нас взглядом, точно рентгеновский аппарат, и позвонил в колокольчик. Сейчас же появился шустрый мальчик, и замер перед стариком, согнувшись в полупоклоне.
– Доложи Князю, что прибыли госпожа Монро и господин Бонд, – повелел старик, и мальчик умчался. – Прошу вас. Господа, не сочтите за оскорбление, князь распорядился сообщать обо всех, кто желает видеть его.