Aтем
Шрифт:
8
Три песни спустя нас в буквальном смысле слова выкурили из репетиционной комнаты. Я извинился за плохую вытяжку и предложил засесть с горячим чаем на свежем воздухе. Но пока пытался найти хотя бы одну чистую кружку, обнаружил интересные факты из жизни Тони. Во-первых, его одержимость кофе приняла форму лёгкой наркомании. Во-вторых, именно он и являлся виновником исчезновения всей посуды в студии.
– Это твоя идея? – воодушевлённо спросила Дэниэль, и я высунул голову из-под длинной
Причиной восторга была ведущая из студии наружу светлая деревянная лестница, выглядящая как огромная акустическая гитара, которую просто-напросто поставили у стены: корпус упирался в пол, голова грифа – в дверь выхода. Тонкие металлические белые ригели и поручень, ограждающие лестницу, представляли собой нотный стан, на котором висели чёрные ноты «Лунной сонаты» из части Адажио. Возможно, не самый удачный выбор композиции для заведения, где основной контингент отдал бы безусловное предпочтение Хендриксу, нежели Бетховену, но таков был тайный замысел автора, коим я не являлся. А лестница и впрямь стала главной «достопримечательностью» студии.
9
Время было около семи часов, и солнце уже спряталось за горизонтом, но тлеющие угольки последних уходящих лучей упрямо не пускали мрачные тени на нежную палитру осеннего неба.
Стянув покрывало с одного из диванов студии, мы расположились на широкой скамье под старым клёном, росшим перед домом и уцелевшим после строительства этого микрорайона. Дэниэль по-прежнему с чрезмерной осмотрительностью отвечала на некоторые вопросы о своём прошлом, оборачивая всё шуткой или вовсе же переводя стрелки на меня. Поэтому в основном говорил я, говорил о чём-то отвлечённом: о музыке, о процессе её создания, об источниках вдохновения.
– Ты должен быть безгранично счастливым человеком, чтобы во всём находить отголоски поэзии, – с какой-то долей грусти произнесла Дэниэль, когда сорванные порывом ветра золотые листья дождём обрушились на наши головы, и я назвал это поэтичным. – Это так ты сочиняешь музыку? – поднесла она кружку к губам и сдула поднимающийся над горячим напитком пар, который через мгновение вновь продолжил вздыматься клубами. Но я даже не сразу сообразил, что это вообще был вопрос, – зачарованно рассматривал её лицо.
– Вслушиваясь в шорохи листьев? – тогда уточнил я, усмехнувшись над собственными словами, показавшимися мне весьма лиричными. – Моя музыка – это микс, сочетающий в себе гораздо большее количество разных звуков. Вот когда вечер окончательно отступит, уступив место ночи, тогда ты поймёшь…
– …что и в звуках электричества есть красота? – закончила она объяснение, и я безмолвно согласился.
Мы просидели так до самых потёмок, пока не зажглись фонари. Парни закончили репетицию и, попрощавшись, разъехались.
– Сейчас я и тебя подкину, – замкнув стальную дверь, уже
– Тем более твоей ноге ни к чему лишнее напряжение, – прозвучал в подкрепление её отказа ещё один довод, впрочем, не имевший для меня особой весомости, но я решил не спорить и не навязываться.
– Завтра у ребят важное выступление, я подумал, может, ты захочешь прийти и поддержать их, – опираясь на трость, остановился я перед Дэни, перевязывающей шнурки.
– Уверена, они справятся и без моей поддержки.
– Всё же я был бы рад, если бы ты составила мне компанию.
– Это сегодня у меня был выходной, завтра нужно быть на работе, – выпрямилась она.
– В субботу? – поправил я капюшон её куртки.
– В субботу, – эхом отозвалась она.
10
«Что-нибудь придумаем», – стало последним, что Штэфан сказал ей напоследок. И где-то за этими словами скрывающееся «мы» уже было окружено незримыми демонами её глубинных страхов – страхов, через секунду водрузивших флагштоки со знаками «Biohazard». Ей оставалось лишь сделать шаг навстречу манящему «мы» – и всё пропиталось бы смертоносным ядом, коим была она сама.
День на работе не задался с самого начала. Бурлящий, нескончаемый поток мыслей терзал её измученный разум всю ночь. А тех нескольких часов, что удалось вырвать у наступившего утра до того, как прозвенел будильник, организму катастрофически не хватало, о чём он всячески подавал предупредительные сигналы, проявляющиеся в замедленных движениях, выпадающих из рук предметах и постоянно наливающихся тяжестью веках.
– Дэни? Дэниэль? Тебе плохо?! – Голос, полный паники, ворвался в сморивший её сон.
Её коллега Катя, стоя на коленях перед сидящей в весьма неоднозначной позе Дэниэль, – на полу, меж книжных стеллажей, с растрёпанной копной волос, – трясла подругу за плечи, пытаясь привести в сознание.
– Tout va bien, tout va bien, – пробормотала Дэниэль и открыла глаза. Но, увидев всё ещё охваченную тревогой Катю, тотчас поспешила успокоить, повторив «Всё в порядке» уже на немецком. – Я протирала пыль и… просто заснула. Прости, что напугала, – наспех смахнула она волосы, паутиной обвившие лицо.
– Тебя там спрашивает какой-то мужчина. Что сказать? – Катя протянула Дэниэль руку, помогая подняться.
– Яков? Да-да, мне нужно передать его отцу книгу.
Одёрнув подол платья, больше походившего на школьную униформу, Дэниэль уже было направилась к визитёру.
– Тебе явно нужно выспаться, – хихикнула Катя вдогонку. – Дэни, я же знаю профессора Крауса. К слову, и он заходил. Но тебя ищет не он.
– Нет-нет-нет. – Дэниэль замотала головой, боясь услышать знакомое описание.