Aтем
Шрифт:
– Высокий такой, – продолжила Катя и, вытянув руку вверх, указала на рост человека, – джинсы, чёрная куртка, тёмные волосы, пирсинг… – закравшееся смутное предчувствие сделало её речь сбивчивой. – Вызвать охрану? – переняла она смятение Дэниэль.
– Нет. Это… это просто знакомый. Не нужно никакой охраны. Передай ему… – едва возникнув, оборвалась мысль, – передай, что… – чуть более решительно прозвучал голос и через миг вновь затих.
– Что ты почувствовала себя дурно и ушла домой? – не подвела Катю женская интуиция: Дэниэль явно хотела избежать встречи с нежданным гостем.
«И вот он заявится с пакетом апельсинов
– Скажи, что я скоро подойду.
Щёлкнувший замок двери служебного туалета – и вот теперь дежавю посетило её саму. Едва уловимое ухом тиканье наручных часов сейчас, отражаясь от кафельных стен, гудело невероятно протяжно, словно церковный колокол, созывающий на вечернюю литургию. И пока душа покорно молилась, черти вероломно завладели сознанием: играли с ним, как с пластилином, множили страхи и сомнения, лепили из них ещё более уродливые картины. И время не поспевало за путанными мыслями, а в них и не было ничего путного. Время надменно смеялось – его призвали в судьи!
11
Столько раз я проезжал мимо библиотеки, но после её реконструкции так ни разу и не побывал внутри. Интерьер изменился до неузнаваемости, стал совсем не таким, каким был в мои студенческие годы. На смену старым стеллажам, массивным дубовым столам и громоздким стульям пришла новая, современная мебель. Стены перекрасили в светло-серый цвет, зал разделили стеклянными перегородками, а на потолке установили люминесцентные лампы. Лишь большие панорамные окна с видом на кампус, да ощущение собственной принадлежности к чему-то сокровенному остались неизменными.
Ожидая Дэниэль, я сидел на широком матерчатом диване неподалёку от стойки информации и наблюдал за тем, как какой-то смуглый парнишка – вероятно, иностранный студент – пытался добиться от единственной присутствующей здесь девушки из службы персонала разрешения пройти в зал манускриптов. Путая немецкие и испанские слова, он всё отчаянно повторял: «Еs ist muy importante», отчего меня переполнило невольное любопытство – что это за древние тексты, вызвавшие в нём такое рвение заполучить их.
– Простите, ничем не могу помочь, – эдак десятый раз подряд повторила девушка, и её голос восхитил меня непоколебимым спокойствием. – На стенде при входе чёрным по белому указаны часы работы читальных залов и информационных центров.
– Да-да, библиотек открыт до десяти вечера. Мне нужно книгу. Только посмотреть, не брать, – не унимался он.
– Получить консультацию по интересующим вас вопросам можно с понедельника по пятницу с девяти до шести, и в субботу с десяти до трёх. Что же касается зала манускриптов, доступ туда – только по предварительной записи. Извините, больше ничем не могу помочь – мой рабочий день давно закончен, – на одном дыхании протараторила она, очевидно, давно заученные слова.
Однако парень и не думал отступать – точно противно жужжащая муха, донимал невозмутимую сотрудницу, пока та расставляла по полкам книги. Моя же нервная система требовала, чтобы я вмешался и попросил его удалиться, но от разгорячённого замечания меня остановила появившаяся из-за спины Дэниэль. Мне даже подумалось, что она находилась там вот уже какое-то время, наблюдая за разыгравшейся сценой.
– Хе-ей, – поприветствовал я её, улыбнувшись.
Её
Но передо мной сейчас стоял ребёнок, зарёванный лохматый ребёнок. По крайней мере, так мне показалось – глаза Дэни были чрезмерно опухшими и красными и без намёка на косметику. И этот потерянный ребёнок смотрел на меня из её глаз, безмолвно осуждая за не самые благочестивые помыслы.
«Сколько древних мифов начинается со спасения брошенного ребёнка! И все они заканчиваются трагедией!» – молнией пронеслись в сознании обрывки фраз из романа Кундеры. Но метафоры меня никогда не пугали; что же до трагедий – я всегда пребывал в извечной готовности окунуться в глубочайшую из них.
– У тебя всё в порядке? – осторожно поинтересовался я.
По всей видимости, планы на сегодняшний вечер напрямую зависели от ответа на этот вопрос.
– Это… – Дэниэль смущённо отвела взгляд в сторону. – Я плохо спала ночью, точнее, практически не спала. Знаю, что выгляжу помятой…
Но, к моему удивлению, она не отказалась поехать на выступление группы, хоть я и предложил всё отменить.
И пока мы пили кофе из автомата библиотеки, я вскользь поинтересовался, почему часы её работы не совпадают с указанными на информационном стенде.
– Тебе нужно было стать детективом – всегда подмечаешь подобные мелочи! – озарила её лицо очаровательная улыбка, вновь сделав живым. – Так только сегодня, всё из-за возможной проверки.
– Весело тут у вас, – кивнул я на воюющего с кофе-автоматом любителя старинных манускриптов.
12
Тёплая осенняя погода, уютное кафе, прекрасная музыка и неспешно текущее время – я даже и предположить не мог, что спустя каких-то полчаса наш вечер на этом завершится. Несмотря на стук барабанов и бренчание акустических гитар, Дэниэль уже не могла скрыть усталости, и то и дело сонно склонялась над столиком. С моей же стороны вынуждать её здесь оставаться было бы одной из форм тирании.
Так я вновь оказался в её крошечной кухне. Дэни вышла в соседнюю комнату, чтобы принести мне чашку для чая, а затем я обнаружил её спящей в кресле у серванта… с чашкой в руках.
Столько всего странного было в этой квартире, что вызывало нездоровый интерес: начиная с посуды, хранящейся не там, где ей следовало быть, – в шкафчике над раковиной я заметил лишь кружку Дэниэль и скудный набор тарелок, – заканчивая единственным стулом и прочей обшарпанной мебелью. Шкафы, полки, тумбы хранили в себе не меньшую тьму загадок: будто всё самое старое барахло было скуплено на блошином рынке и расставлено в хаотичном порядке вдоль пожелтевших стен. Безупречная, едва ли не идеальная чистота – вот та деталь, которая не вписывалась в эту атмосферу увядания. Взять хотя бы столовую скатерть, что я заприметил в первый день, но не придал особого значения, – она всё так же светилась образцовой белизной.