Aтем
Шрифт:
– Это была уже следующая группа, – неприкрыто огорчился Штэфан.
– Так значит, ты играешь блюз? – настал черёд Дэниэль управлять ситуацией и поддерживать хорошее настроение.
– Не только, – подметив это, улыбнулся он.
Начав с незапамятных времён, когда, ещё ребёнком, он сидел в песочнице и отстукивал совочком ломаный ритм по дну перевёрнутого ведёрка, Штэфан рассказал самую полную историю создания своей группы, сделав это настолько эмоционально, словно для него самого большинство деталей были в новинку.
К моменту окончания длинного монолога они истоптали узкие тропинки на добрый порядок
– А я думал, наши песни и на французском радио крутят, – омрачённый словами Дэниэль о том, что она и слышать не слышала о такой группе, сказал Штэфан.
– Я не слушаю радио, – объяснила она. – Возможно, в этом проблема.
– Но ведь, кроме радио, есть ещё множество источников, из которых можно узнать о музыкальных новинках, – не унимался он.
– Дело в том, – сдалась Дэниэль, – что в какой-то момент я перестала слушать музыку… просто не могла слушать. Она стала вызывать неприязнь.
– Но как же это возможно?! – поразился Штэфан.
– Не знаю. – Дэниэль пожала плечами.
– Знаешь, сегодня выступают одни мои знакомые, думаю, они смогли бы поменять твоё отношение к музыке, – предложил Штэфан, на что Дэниэль скептически покачала головой и остановилась у нависшей над дорожкой ивы.
Победоносно оскалившись, страхи, которым Дэниэль так боялась дать имена, опустились тенями по длинным ветвям дерева, схватив её за горло, не позволяя вымолвить и слова.
– В вашем прекрасном языке есть очень подходящее выражение – «d'ej`a vu». – Штэфан заглянул в её широко раскрытые глаза.
– «D'ej`a v'ecu» – «уже пережитое», – поправила она. – Ты делаешь мне больно, вынуждая вновь отказывать.
– Ты делаешь мне больно, вновь отказывая, – улыбнулся он. – Быть может, если бы твои действия не были столь категорично-нелогичными, мои…
– Так будет правильно! – не позволив ему закончить мысль, не желая слышать его ложных догадок, почти что прокричала она.
– О каких правилах ты сейчас говоришь? – пожал он плечами. – Что это за правила, запрещающие нам общаться?
– Просто общаться? – вновь оживился её голос. – Ведь это не так, и ты сам это понимаешь.
– Хорошо. В таком случае, как насчёт pari? – тогда предложил он.
– Пари? – сорвался с её губ лёгкий смешок. – И в чём же суть? – явственно послышались в её голосе нотки любопытства.
– Сегодня днём ты обронила фразу – «в обоих случаях ничего не получится», сейчас же, как оказалось, то были лишь поправки к твоим правилам. – Шагая по устланной мокрой листвой широкой дороге парка, Дэниэль с весьма озадаченным видом посматривала на Штэфана. – Тебе не нужны отношения… – продолжил он.
– Отношения, любовь, физическая близость, – в очередной раз прервала она его на полуслове.
– Да, я это понял. Но ты не против дружбы…
– Против! – Видимо, всем его мыслям суждено стать обрывками предложений. – Речь шла об общении… не слишком близком.
– Даже так, – произнёс он, сдерживая улыбку. – Ну, хорошо. Если я захочу от тебя большего, чем то, что входит в твоё понятие «общения»,
Сейчас она была открытой на последней странице книгой, а он наглым образом прочитал всё то, что было там написано. Прочитал в её глазах, полных непонимания, смятения и печали. В её глазах, на которых не было ни грамма косметики, когда она вместе с ним вышла из дома, направившись на занятие к герру Краусу. Сейчас же её пушистые чёрные ресницы и мерцающие в рассеянном свете фонарей тени громогласно кричали о его победе, однако по-прежнему оставляя избитый вопрос «почему?».
– Идёт? – вырвал он её из раздумий.
24
Поглотившая всё в округе холодом и потёмками ночь заставила их выбраться из парка наверх, к цивилизации. Туда, где можно было раздобыть чего-нибудь горячего. Впрочем, это не составило труда, ведь осенняя ночь довольно условна – большинство заведений ещё вовсю работало.
Купив по стаканчику ароматного капучино в каком-то фастфуд-кафе, они продолжили прогулку уже в кипящем жизнью городе. Дэниэль достала из рюкзака тёплый шарф с шапкой и, согревшись, окончательно расслабилась. А Штэфан не стал донимать её вопросами, занозой засевшими в его голове, лишь наслаждался воскресным вечером и своим напитком, молча слушая её невесёлый рассказ о герре Краусе – рассказ, поразивший его до глубины души. На что только ни способна вера человека! Так и Ганс Краус, старик, разменявший девятый десяток, отчаянно держался за последнее, что у него осталось, – веру. История его жизни непомерно печальна, а история старости пронизана куда большей скорбью.
Молодым парнем ему было суждено посвятить себя служению Рейху в войсках СС. Его основной обязанностью было поддержание порядка в одном из концлагерей для военнопленных, где он и повстречал свою будущую жену Мари – французскую разведчицу. Чудом им повезло пережить войну и остаться вместе, но из-за проблем со здоровьем Мари уже не могла иметь детей, из-за этих же проблем она скоропостижно скончалась двадцать лет назад, оставив мужа и сына – приёмного еврейского мальчишку.
И теперь, пребывая в ожидании скорой смерти, герр Краус страшился не старухи с косой, а самой жизни, решившей сыграть с его памятью злую шутку и сжечь мостик, что некогда связал его с женой. Именно поэтому он и брал уроки французского у Дэниэль и так отчаянно верил в жизнь после жизни. Верил, что там ждёт его горячо любимая жена, увидев которую, он сказал бы: «Tu m'as tellement manqu'e» – «Я так по тебе скучал».
– И как он справляется? – поинтересовался Штэфан.
– На удивление полон энтузиазма и рвения. Слова вовсе не стёрты из его памяти, их нужно лишь вытащить наружу, – отрешённо произнесла она, взглянув на часы.
– Я провожу тебя? – предложил Штэфан, но Дэниэль отрицательно мотнула бубоном забавной шапки. – Тогда в «Калейдоскоп»?
– В смысле, не нужно провожать, – через мгновение стёрла она своим ответом его поспешную радость. – Отсюда до меня ходит трамвайчик. Может, послушаем музыку в другой раз? – растерянно посмотрела она. – Завтра начинается мой первый рабочий день, вдобавок я с раннего утра на ногах… я…