Атомная бомба
Шрифт:
Это обсуждение затянулось…»
Чувствуется, что генерал весьма обеспокоен: он привык все указания шефа выполнять быстро и четко, особенно по такому деликатному делу, как привлечение ученых к Проекту.
Но почему Берия так спокоен? Наконец, почему Курчатов довольно холодно относится к идеям Семенова?
Не понимает этого и сам Николай Николаевич. Он продолжает настаивать, чтобы все работы, связанные с созданием ядерного оружия, были переданы в его Институт:
«Мое предложение сводится к следующему:
1. Передать
а) разработку атомной бомбы;
б) осуществление взрыва и организации всех необходимых замеров его действия (организация экспедиции);
в) исследовательские и расчетные работы по выяснению возможностей более мощных атомных взрывов…»
Академик Семенов, по сути дела, пишет программу работ Арзамаса-16, не подозревая, что его ученик профессор Харитон вместе с генералом Зерновым уже выбрали место, где такой ядерный центр будет создан. Более того, уже заключенные двух мордовских лагерей были переведены на «особое положение» — они начали строительство завода для производства атомных бомб…
Не ведал академик Семенов и о том, что в степях Казахстана уже выбрана площадка для будущей «экспедиции», если пользоваться его терминологией. И это будет знаменитый Семипалатинский ядерный полигон.
То, что предлагал академик Семенов, уже начало осуществляться, однако при встрече с ним никто — даже верный ученик и коллега академик Курчатов — ни слова не проронили об истинном положении дел.
А академик Семенов продолжал развивать свои идеи:
«Несколько слов о том, в чем я вижу свои обязательства и интересы:
1. Профессор Харитон, с которым я проработал 25 лет, является сейчас, по сравнению, более крупным специалистом, чем я, в области взрывчатых веществ и тем более ядерной физики (в последней области я вообще никогда экспериментально не работал).
Свою основную обязанность и роль я вижу в том, чтобы помочь проф. Харитону своим большим научноорганизационным и научным опытом в разрешении основной задачи — устройства атомной бомбы и анализе ее действия.
Так я думаю, что мне легче будет подобрать наиболее высококвалифицированный коллектив ученых и инженеров и воодушевить их научным энтузиазмом, показав им, что неотложная и первоочередная задача повторения американского опыта является лишь трамплином для начала широких новых изысканий.
2. Я приложу все усилия в превращении вопроса об атомных взрывах в одно из главных направлений Института химической физики на долгие годы… Я действительно думаю, что именно нашему институту, много сделавшему в теории цепного и теплового взрыва для обыкновенных химических процессов, надлежит развивать в нашей стране и область ядерных взрывов и кинетики ядерных цепных реакций…»
В письме несколько абзацев подчеркнуто. Это сделал Берия, что свидетельствует, что письмо он читал очень внимательно.
Всемогущий министр особо обратил внимание
«Проведение работ по атомным взрывам придется вести в контакте с другими ядерными работами и в особенности в контакте с работами Лаборатории № 2. Я думаю, что мне удастся успешно поддерживать этот контакт, поскольку все основные участники этого дела из числа ученых являются моими близкими друзьями, с которыми в течение многих лет я работал в тесном контакте (Иоффе, Курчатов, Фрумкин, Алиханов и др.) и т. д., — все они хорошо знают мои сильные и слабые стороны. Я надеюсь, что помощь всех этих людей и взаимопонимание будут обеспечены».
И далее Николай Николаевич предлагает создать Особый совет, в который входило бы всего несколько человек: Берия, он, Курчатов и Харитон.
Берия поручает А.П. Завенягину и И.В. Курчатову определить, как именно можно использовать академика Семенова и его Институт для «Атомного проекта». Естественно, ни о каком руководстве и речи быть не может…
Уже через несколько дней Берия получает Докладную записку, в которой два руководителя «Атомного проекта» сообщают, что они вместе с академиком Семеновым договорились, что Институт химической физики будет вести исследования по использованию внутриатомной энергии. Для этого будет создан специальный сектор, который станет расчетной и экспериментальной базой физических исследований, необходимых для практического применения ядерных взрывов и горения. Во главе его будет назначен К.И. Щелкин. Но пройдет совсем немного времени, и этот сектор станет одним из основных в Арзамасе-16, и только прошлое будет его связывать с Институтом химфизики, да и некоторые (не основные) работы по ядерной бомбе.
В этой же Докладной записке была фраза, которая ставила последнюю точку над претензиями академика Семенова на руководство Проектом:
«Что касается работ, возглавляемых проф. Харитоном, они будут проводиться раздельно от работ Института химической физики в бюро, организуемом при Первом главном управлении».
Еще дважды академик Семенов будет обращаться к Берии. После встреч и бесед с Курчатовым и Харитоном, а также при том почтении от «людей Берии», с которыми он встречался, у него создалась иллюзия, что его предложения воспринимаются «на самом верху» с должным вниманием. Семенов пишет подробную программу работ Института на ближайшие годы и направляет ее Берии. Несколько фраз Лаврентий Павлович подчеркивает, и уже по этому можно почувствовать его отношение к ученому.
Семенов пишет, а Берия подчеркивает: «Субъективно я рассматриваю открытие ядерных цепных реакций как развитие этих моих представлений…
Можно ли быть уверенным, что я лично и наш институт справятся с поставленной задачей?
…объективно говоря, здесь есть известный риск… Я лично, как и все мои сотрудники, кроме Харитона и Зельдовича, являемся совершенными профанами в области физики ядра. Мы не имеем ни малейшего представления о методах ядерной физики и являемся дилетантами в области теории ядерных процессов…