Аттестат зрелости
Шрифт:
— Отлично! — я протянул ему три рубля. Мы ударили по рукам.
— Дядя Юра отличный мужик! — сказал Мишка на обратном пути. — Поможет и ни копейки себе не возьмёт, потому что ты мой друг. Точно тебе говорю!
Сразу после «операции Ы» с директором магазина «Океан» я направился в АТП. Нашел дядю Юру, который сидел в бытовке административно-хозяйственного корпуса и резался с товарищами в домино.
— Пришёл? — он скинул костяшки, поднялся мне навстречу, бросив. — Шабаш, мужики! Ничья!
—
И повёл меня по кабинетам.
В результате я в полной мере испытал все прелести советской бюрократии. Сначала был планово-экономический отдел, где я написал заявку на автотранспорт. Потом мы направились в бухгалтерию, где мне подсчитали сумму, которую я должен заплатить и отправили обратно, к экономистам для проверки и согласования. Затем снова бухгалтерия, главный бухгалтер, касса. С отрывным талоном квитанции я был отфутболен в ПТО — производственно-технический отдел, где специалист, эдакий старичок-моховичок в сереньком халате и нарукавниках, заявил было, что машина на ремонте, а что делать, он не знает. Хорошо, что всё это время со мной таскался Юр Юрич. Обложив старичка трехэтажным, я даже затрудняюсь воспроизвести дословно его тираду, он склонился над ним и потребовал:
— Ставь в наряд, Федотыч, не доводи до греха!
Федотыч хотел было возмутиться, но Юр Юрич положил ему руку на плечо и добавил:
— Ставь, там у мужиков трубы горят, а ты их радости лишаешь…
Федотыч открыл толстый гроссбух, демонстративно медленно стал перелистывать страницы. Взял кружку с чаем, сделал глоток, снова взялся за журнал.
— А ну его в жопу! — заявил Юр Юрич. — Пошли, парень, к начальству, оформлять возврат. Скажем, что этот старый пердун денег у тебя просил!
И потянул меня за руку в сторону двери. Мы не успели выйти в коридор, как этот старый пердун, как молодой олень, вскочил со стула и кинулся за нами.
— Записал я вас, записал! — закричал он неожиданно тоненьким голосом. — Ишь, какие нетерпеливые!
И сунул моему сопровождающему в руку бумажку с номером машины и временем:
— Зил-130, госномер 12–80 Пре, время 9.00, — прочёл Юр Юрич. Он проводил меня до выхода из здания.
— Федотыч раньше до пенсии здесь главбухом работал, — смеясь, сообщил он. — К нему на кривой козе не подъедешь. Без «магарыча» ни один вопрос не решался. Вот и сейчас пытается «козу показывать». Только ему уже сказали, что работает он до первой жалобы.
Я посмотрел на часы. Был почти час пополудни. Почти три часа я вкушал прелести бюрократических процедур на отдельно взятом предприятии.
— Ну, что, пацан, а теперь пошли за картонными ящиками! — предложил Юр Юрич.
10 картонных ящиков полутораметровой длины и метровой ширины, даже в сложенном состоянии, унести одному оказалось невозможным. По моей просьбе их сложили по пять штук, обвязали бечевкой. Юр Юрич вздохнул и сказал:
— Ладно, пойдем, помогу дотащить тебе их до остановки.
Мне повезло: остановка «пятёрки» была
Maman ахнула, когда вернулась вечером домой и узнала о предстоящем послезавтрашнем переезде.
До поздней ночи мы с ней укладывали вещи в коробки, оставив только необходимый минимум.
— Да! — вдруг вспомнила maman. — Тебя Альбина просила завтра позвонить ей на работу. Что-то там у неё срочное. А я совсем закрутилась и забыла…
Глава 33
Переезд и «наезд».
— С тобой Николай Васильевич хочет встретиться и поговорить! — объявила Альбина, когда я на следующий день с утра позвонил ей на работу. — Можешь сам его набрать. Запишешь прямой телефон?
— Нам срочно надо встретиться, Антон! — сходу выдал директор. — Это не телефонный разговор!
Узнав, что я занимаюсь подготовкой к переезду, Николай Васильевич предложил подъехать ко мне домой, причём прямо сейчас.
Он действительно приехал «почти немедленно», через полчаса. Я запустил его в квартиру, провел на кухню. Николай Васильевич оглядел разбросанные по квартире вещи, коробки, хмыкнул, улыбнулся:
— Считается, что два переезда равносильны одному пожару.
Я не нашелся, что ему ответить. Мы сели за столом друг напротив друга.
— Не буду ходить вокруг да около, — сказал директор. — Мне поступило предложение, от которого я не могу отказаться. Предложение заключается в том, чтобы вынудить Альбину уволиться по собственному желанию. Немедленно.
Я вздохнул, развел руками, встряхнул, обозначая некоторую беспомощность, спросил:
— Подождать дня два-три никак нельзя? Два-три дня…
— Два дня можно потянуть, — ответил Николай Васильевич. — Но не больше. Понимаешь, этому человеку, точнее, этим людям, я не могу отказать. Вот никак не могу.
— Да, в конце концов, что я ей, работу не найду? — в сердцах бросил я.
— Не в этом дело, — нахмурился директор. — Дело в том, что она молодой специалист и получила от завода жилье. Если она увольняется до обязательного срока, то обязана сдать квартиру. Понимаешь?
— Понятно, — кивнул я. — Дайте мне два дня.
— Хорошо!
— Кстати, вы не знаете случайно, куда старшего Амельченко положили?
Николай Васильевич нахмурился:
— Я подозревал, что…
Он не договорил.
— В ОКБ, в неврологию, где его сын лежит. Куда ж еще? Надеюсь, ты не собираешься их…
Он посмотрел мне в лицо. Я улыбнулся.
— Только побеседую, Николай Васильевич. Только побеседую. За жизнь.
Областная клиническая больница находилась на другом конце города. К ней пришлось добираться с пересадкой. Я особо не спешил, выехал из дома в девятом часу вечера. Около половины десятого был уже в приемном покое.