Аттестат зрелости
Шрифт:
— Какого чёрта?! — то ли воскликнула, то ли возопила maman, падая на диван. — Я не буду вставать. Твои гости, ты и разбирайся!
Я согласился. Чайник на кухне уже закипел. Я заварил свежий чай. Ни лесник, ни оборотень кофе совсем не уважали. Поставил на стол белый хлеб, масленку, сахарницу, бокалы, чайные ложки.
— Прошу!
Себе же заварил кофе с молоком. Глядя на меня, добавил себе в чай молока Селифан. Василий Макарович, не торопясь, намазал масло на хлеб, размешал сахар в бокале и заметил:
— В прикуску-то
— Варенье есть, — вспомнил я. — И мёд.
Селифан улыбнулся. Мёд был с его пасеки. Василий Макарович решительно пресек мои дальнейшие попытки их угостить:
— Мы, собственно, по делу. Дом не передумал покупать?
— Конечно, нет! — обрадовался я.
Лесник удовлетворенно кивнул и продолжил:
— В понедельник в деревню из Москвы приедет хозяин. Это, во-первых. Во-вторых, для оформления дома тебе надо выписываться из квартиры. Если будешь оформлять на мать, то выписываться надо ей. И, соответственно, прописываться там.
— Так председатель сельсовета объяснил, — добавил Селифан. Я задумался. Ни maman, ни мне выписывать отсюда, чтобы прописаться в деревне нельзя было ни в коем случае. Тогда мы пролетаем с квартирой. Лесник выжидающе посмотрел на меня, понимающе кивнул головой, взглянул на Селифана и сказал:
— Предлагаю оформить куплю-продажу дома на него. У него домовладение рядом, прописка не требуется. Всегда можно объясниться, что, типа, расширение усадьбы и всё такое. Ты как?
Я пожал плечами. Почему бы и нет, в конце концов? Так даже лучше, если моё имя нигде не будет фигурировать.
— Вопрос о недоверии не стоит? — уточнил лесник.
— Не стоит, — подтвердил я, улыбаясь. — Что от меня требуется?
— А что это ты улыбаешься? — нахмурился Василий Макарович.
— Да смешно как-то вдруг стало, — пожал плечами я. — Почему это вдруг я вам не должен доверять? Тем более, если собираюсь там жить. Так что от меня требуется?
— Деньги, — ответил Василий Макарович. — Тысяч пять на покупку дома и тысячи три на его ремонт и обустройство.
Он взглянул мне в глаза:
— Деньги есть? Могу одолжить немного, если надо. Ну, на ремонт сейчас хотя бы тысячу — чтоб пиломатериал закупить.
— Спасибо, Макарыч, — тепло поблагодарил я его. — Денюшка пока есть. Сейчас.
Я встал, вышел в комнату. Maman сидела на диване, закрывая грудь одеялом. Она тревожно спросила:
— Я всё слышала. Ты им наши деньги отдаёшь? Сразу все?
— Мэм, всё после, — успокоил я её. — Потом всё объясню. Наши деньги я не трогал.
Я залез под свой диванчик, вытащил чемодан. Maman внимательно следила за моими действиями. Я вытащил две пачки 25-рублёвых купюр в банковской упаковке и 2 пачки 10-рублевок тоже в банковской упаковке. Maman ахнула.
— Антон! Откуда???
— Мэм, всё позже! — бросил я, плотнее закрывая за собой дверь.
Я протянул деньги леснику. Он покачал головой:
— Брось на стол!
— Примета такая, — пояснил
— Да ладно? — не поверил я, но деньги бросил на стол. Василий Макарович взял их, сунул за пазуху во внутренние карманы пиджака слева и справа.
Я улыбнулся. Он вернул мне улыбку. У меня не было ни капли сомнения в их честности. Да и деньги, как таковые, как-то не воспринимались иначе, как средство платежа, не более.
Продолжая улыбаться, я перевел взгляд на Селифана и удивленно замер. Оборотень, не отрываясь, смотрел на горшки на окне, из которых проросли крохотные росточки — будущие дубы-защитники. Он даже открыл рот. Я коснулся рукой лесника, показал на Селифана. Лесник пожал плечами, позвал его:
— Эй, Селифан! Ты что?
Оборотень перевел затуманенный взгляд на него, сглотнул комок и выдохнул:
— Ты это видел? Ты видел, нет?
— Что? — удивился лесник.
— Заповедные дубы, — благоговейно произнес Селифан. — Перуново дерево. Их, почитай, и не осталось совсем. Я за всю жизнь видел только один такой дуб. Ему больше тысячи лет было. В заповедных дубравах берегини жили… Ведь их не зря заповедными считали. Они ж дома берегли.
Он развернулся ко мне:
— Ты выращиваешь, да?
Я молча кивнул.
— Отдашь мне?
— Не, не дам, — отказал я. — Эти я для себя выращиваю, для своего дома. По углам участка посажу.
— Правильно, — согласился Селифан. — Посадишь по углам, ни одна вражина к дому не подойдет. Мне вырастишь? Я в долгу буду.
— Ты и так ему должен, — усмехнулся Василий Макарович.
— Вырасти, а? — оборотень не обратил на сарказм лесника никакого внимания. — Хотя бы два… Ну, или один!
Он умоляюще сложил руки перед собой.
— Да без проблем, — я пожал плечами. — Давай горшки, землю и семена. То есть жёлуди.
— мы завтра утром привезем! — загорелся идеей Селифан. Он вскочил, хлопнул лесника по плечу, повернулся ко мне:
— Нет! Сегодня вечером! Сегодня вечером приедем и привезем 4 горшка, землю и желуди.
— Остынь, Селифашка! — не выдержал Василий Макарович. — 2–3 дня роли не сыграют. Получишь ты свои заповедные дубы! Купим дом, заключим договор у нотариуса, зарегистрируем его в сельсовете, тогда и приедем.
— Кстати, — лесник обратился ко мне. — Может, и мне тогда парочку дубков посадишь?
— Надо хотя бы четыре! — снова вылез Селифан. — По углам посадить.
— Да сделаю я, сделаю! — я поспешил их успокоить. — Я ж говорю: везите землю, горшки, семена! Только это…
Я посмотрел в сторону закрытой двери в комнату, понизил голос:
— Мы квартиру получили, на следующей неделе переезжаем!
— Адрес пиши! — потребовал лесник. Я написал.
— Приедем сначала сюда, если не найдем тебя здесь, поедем туда! — сказал Василий Макарович. — Ориентируйся на послеобеденное время. У тебя ж каникулы?