Аукцион Грёз
Шрифт:
Гость споро закрыл клапан и встал посередине палатки. Лицо закрывала маска.
– Ну?
– лениво поинтересовался я.
– Может, присядете? Чайку дать? Или водки? Авось, разговоритесь…
Пришелец расхохотался.
Так.
И снял маску.
Мы с любопытством уставились друг на друга.
– Как тебя зовут?
– Крис Блейк.
– О!.. как удачно. А меня - Марита Грин.
Я потянулся; мы крепко обнялись. Я тихо шепнул на ухо, еле шевеля губами:
– Привет, Анджи…
– Привет…
Объятия немедленно переросли в долгий, внятный, глубокий поцелуй. Ох, мало кому я позволял так
Я любил совсем других женщин. Невысоких и томных, избалованных, аристократичных до кончиков крохотных ноготков на изящных ножках; состоятельных, вредных, вздорных, склонных к интригам, и неотразимо прекрасных. На крайний случай, сходили милые девчушки вроде Лилии, еще не вышедшие из нежного цыплячьего возраста, едва вылупившиеся бабочки. Марита воплощала в себе все мои мужские кошмары, собранные вместе; я обожал ее и всегда радовался и компании, и близости.
Она была на пару сантиметров выше меня, сильная физически, крепкая. Она сводила далеко не все шрамы, полученные на службе; у нее были родинки, морщинки и веснушки в ассортименте. Широкие, крепкие ладони набиты на тренировках и от постоянных занятий с оружием. Стильно подстриженные, жесткие, густые и волнистые от природы волосы уже парой легких штрихов пометила седина, которую Марита не собиралась ни замечать, ни подкрашивать. Пресс в кубик, ягодицы без капли жира.
А в схватке мне пришлось бы использовать против нее станнер.
И все же она была неотразима. Она была…
И этим все сказано.
– Надолго?
– шепнул я.
– До конца задания, - так же горячо отозвалась она.
– Шеф прислал прикрыть.
– Воля Рока!
– я откровенно расхохотался. Это было не то задание, где требовалось прикрытие. Но Контора рассудила по-другому…
Мы повалились на узкую лежанку. Десять минут пыхтения, копошения в застежках и мехах, веселого шепота, - и ложе заняло всю палатку, превратившуюся в уютный оплот разврата. Через полчаса я уверовал, что не зря променял законный отпуск на эту дыру, а полное душевное спокойствие - на слабую, непонятную внутреннюю тревогу.
…А тревога давала о себе знать.
Потому что примитивное, полученное в Конторе задание мне чем-то, почему-то, отчего-то не нравилось.
*
Глава 2
На улице светало. Марита спала, а я все смотрел на нее, посасывая таблетку тоника, чтобы уж не ложиться (не люблю спать всего по паре часов). Просто любовался.
Высокий чистый лоб (если не считать двух вертикальных и трех горизонтальных морщинок), прямой нос, длинный разрез глаз, ресницы - ровной длинной гребенкой; неширокие, естественной формы брови. Скулы подрезаны, возможно, излишне четко, а вот губы выразительного, нежного рисунка, безупречны. Марита спала в моем присутствии, глубоко, крепко; доверяла. Я был уверен, что она с Карины, и что начальную военную подготовку она проходила у каринианских коммандос. Это они так небрежны с женским телом, так любят рельефную мускулатуру и силу. Да и другие типичные замашки вполне себе просматривались, скажем, нежная любовь к громадным пушкам, к пулевому оружию; к огромным угрожающего вида ножам с насечками, зазубринами и прочими леденящими душу деталями. Кроме того, весьма немногие серьезные военные учебные заведения брали дам на обучение, а Марита была
Но я ее не расспрашивал. Меня вполне устраивало, что мы нынче работали в одной Конторе, нередко делали одно дело, а в данный момент отдыхали в одной палатке на одной планете. Я, наверное, даже и не хотел знать ничего больше.
Марита спала качественно, подложив под щеку сложенные лодочкой ладони, и вкусно посапывала. Иногда мне думалось, что я так люблю ее за полную гармонию, которая царила в Маритиной душе.
Предельно предвзято относясь к этой женщине, я не мог назвать ее умной - если ум это логика и умение распутывать нити интриги. Она была безоговорочно верна (иногда доверчива), и, невзирая на силу киборга, по-женски интуитивно мудра и нежна в общении с людьми (в частности, со мной), и всегда готова ко сну, к сексу, к вечеринке или к работе. Я не помнил ее расстроенной, плохо себя чувствующей, томимой сложными общечеловеческими чувствами и снедаемой внутренними кризисами. Какое счастье! Собственно, сам я ныл и предавался рефлексиям куда чаще.
Снаружи мимо палатки проехал первый гусеничный снеговоз, торопясь на самое дно.
После определенного метра спуска добыча становилась бессмысленной. Поэтому ее завершали на четвертом - пятом витке, на самых бедных уровнях, предлагавших выгодные условия для небогатых энтузиастов.
А до грунта планеты оставалась, наверное, еще два-три километра первозданного льда… Греза - планета-ледник.
…А вот и собаки, поскуливая, потянулись за снеговозом. Видимо, придонные ранние пташки начинали ковырять снег и лед с самого восхода.
Я сам не заметил, как, невзирая на бодрящую пастилку, пригрелся и задремал. В голове роились странные образы, которые будило задание; ради них, этих образов, я, собственно, и отказался от визита на курорт. Купил меня шеф.
Возле палатки нарочито громко затопали ноги, и кто-то гнусаво закхекал.
Я прислушался.
Плотнее накрыл Мариту, и, наскоро сунув ноги в унты, набросил на плечи свою меховую доху. Вышел. Ох, бодрило! Закрыв лицо ладонями, обратился к гостю:
– Говори быстрее!
Шиха помялся и невнятно принялся излагать какую-то драматическую историю.
– Короче!
– оборвал я его.
– Продай удаси, - выпалил шиха, прекратив жаловаться на своих шестерых жен и одиннадцать детей, и протянул сложенные чашечкой нижние конечности. Я оторопел. Удача - таки да, но как ею торговать? Благословить? Плюнуть ему на лапы?
– Че?
– Удаси продай, осень надо, - шиха затряс усами над верхней парой челюстей.
– Ты серьезно?
– Да-сь. Проси сто надо. Сыха не подведет.
– Ладно, - растеряно сказал я, решив, что лучше уж продать, чем прослыть скупердяем, да еще и обморозиться.
– Продаю тебе кусок своей удачи. В оплату принесешь третье, что найдешь на своем участке.
Бескрайние Коридоры, я тут свихнусь.
Шиха степенно поклонился, чуть ли не поцеловав снег у моих ног, потом побрел на свой участок. Потом обернулся:
– Твоя соседа спит в снеге. Нехолосо, коза тонкая, смерзнет. Смотри.
Я машинально повернулся. Джек, будь он неладен, носом вниз валялся около своей палатки без шубы, только в свитере и меховых штанах. Я сделал было к нему резкое движение, но потом, просвистев сквозь зубы “ну уж дудки”, рывком вернулся в палатку.