Аукцион невинности. Его трофей
Шрифт:
Он забирает у меня стакан, ставит на столик. Протягивает руку.
— Пойдём в бассейн. Вода хорошо отвлекает от лишних мыслей.
Бросаю на него убийственный взгляд. Адам усмехается, руку не убирает.
Закусываю губу, кладу пальцы на широкую ладонь.
Адам дёргает меня на себя, заставляя встать, отбирает тряпку, которой я пыталась прикрыться, отшвыривает в сторону. Хватает меня, устраивает животом на плече и под мои визги и прочие вопли возмущения направляется к бессейну за панорамными окнами.
—
Толку-то. Ага. Эта груда мышц отдирает меня от себя и с размаху швыряет в воду.
Всплеск, погружение, чувствительно ударяюсь бедром о дно, бултыхаю беспорядочно руками, но всё же тело у меня тренированное, плаваю быстро, всплываю и оглядываюсь.
Адам уже в воде — только глаза над водой, ну точно крокодил, сейчас доплывёт и сцапает.
Взвизгиваю и начинаю от него улепетывать. У меня почти получается — цепляюсь за бортик, подпрыгиваю, но сильные руки хватают за талию — и я лечу обратно в воду.
Погружаюсь, открываю глаза под водой — Адам совсем рядом, водит сильными руками, удерживая себя под поверхностью, рассматривает и… улыбается. Широко так, открыто.
Пока я зависаю, пытаясь сообразить, куда плыть, Адам решает всё за меня — хватает и увлекает к бортику, разворачивает от себя и вжимает животом в стенку бассейна.
До меня доходит вся красота его манёвра — дом за нашими спинами, а перед нами — океан, пляж, пальмы, дивная красота.
Я зажата между прохладной чуть шершавой плиткой и его огромным телом, чувствую его особенно остро.
Мы голые, поэтому Адаму ничего не препятствует — поднимает мою ногу, безошибочно находит головкой члена половые губы и уверенно проникает в меня, наполняет до краёв.
Меня выгибает от остроты ощущений, от его бесцеремонности — хочет и берёт.
— Долго ждал, — довольно выдыхает он у моего уха, — слишком долго, Вика.
Толчок. Мой стон. Плеск воды. Новое проникновение. Его рука на моей груди — собственнически сжимает, стискивает сосок. Новый толчок, почти как удар.
— Невыносимо долго, Вика. Но теперь ты моя. Вся моя. Совсем. Напрочь.
Каждое слово — новое проникновение, размашистое, сильное, присваивающее.
— Держись за бортик, сладкая, — в его низком голосе появляются хрипловато-бархатные нотки, — давай, обеими руками.
Делаю, как он говорит. Рядом с моими руками оказывается его ручища — держит нас в воде, прижимает надёжно.
Всхлипываю, чувствуя, как он разводит ногами мои ноги шире и касается второй рукой моего живота, ведёт её ниже, гладит лобок, обхватывает двумя пальцами клитор и нажимает, водит кругами. И неторопливо имеет меня, размашисто, глубоко, сильно.
— Моя Виктория, — говорит он хрипло. — Чего молчишь? Ты же хочешь постонать как следует.
А я и сама не знаю, чего молчу, мне слишком
— Хочу снова услышать, как ты кончаешь, Виктория, — шепчет он. — Давай. Кончи для меня.
35. Отвлечение от мыслей
— Почему?… — выдыхаю я.
— Что, почему? — смеётся хрипловатым смехом Адам.
— Почему… — дыхание сбивает от медленных движений его умелых пальцев, — почему ты мне это… говоришь?
— Что говорю, Вика? — игриво спрашивает он.
Двигается во мне медленно. С паузами. И пальцами… ласкает тоже. Медленно.
Молчу, закусывая губу, откидываю голову на его плечо и закрываю глаза.
— Что я тебе сказал, сладкая?
От его мурлыкающего тона я резко втягиваю воздух, влагалище сжимается, Адам проникает на всю глубину и останавливается.
— Адам! — возмущаюсь я.
— Не двинусь, пока не скажешь, — развлекается он. — Что я тебе сказал?
Задвигал пальцами на клиторе быстро-быстро, так что я застонала, и тут же остановился, сдавливая, но не лаская.
— Что я сказал? — приказывает. — Говори!
— Ты сказал…
Дёргаюсь, пытаюсь высвободиться — нет, только придавливает к бортику бассейна, резко выходит и так же резко вбивает в меня член, и тут же замирает.
— Что? Повтори. Хочу от тебя услышать. Что я сказал?
— Ты сказал, что хочешь меня услышать! — почти выкрикиваю.
Я злюсь, и, кажется, кончу от одной этой игры, от того, как он приказывает и держит меня в воде.
Снова движения вокруг клитора, несколько проникновений, мой протяжный стон и снова…
— Адам, твою мать! — рычу я, — пусти!
— Нет, Виктория, ты скажешь, — в хриплом, до предела возбуждённом голосе улыбка, — что я сказал тебе сделать? Отвечай.
Вздыхаю глубоко и… признаюсь.
— Ты сказал, что хочешь услышать, как я кончу.
— Повтори. Дословно.
— Нет.
— Ты точно знаешь формулировку.
Адам касается самым кончиком пальца самой верхушки клитора, начинает дразнить, поглаживать, это возбуждает до безумия, и не даёт разрядки.
Ещё несколько толчков. Ещё несколько дразнящий движений, и я сдаюсь.
— Ты сказал, чтобы я для тебя кончила.
— Верно.
— Зачем ты?..
Он плавно двигается, наполняет, гладит медленно между нижних губ и говорит хриплым голосом.
— Разве тебя не заводят разговоры?
От чувственно-хриплых ноток в его низком голосе я начинаю пульсировать вокруг его члена, я уже в крайней степени возбуждения, мне кажется, я сейчас умру, если он не даст мне разрядки.
— Не знаю, — говорю я, потому что правда не знаю, заводят меня разговоры или нет, — меня ты заводишь до небес, а разговорами или прикосновениями не знаю, Адам, пожалуйста…