Аукцион невинности. Его трофей
Шрифт:
— Да, возникло.
— Как давно?
— Только что.
— Я рад этому, — вдруг улыбается он усталой тёплой улыбкой. — Могу тебя успокоить. С тобой всё в полном порядке.
Вздёргиваю брови, удивлённо смотрю на него.
— Ты по природе своей очень женственная, ласковая малышка, — говорит он, убирая прядь моих волос за ухо, — просто отбили у тебя это, вот и отрастила колючки, чтобы защищаться. С мной, как бы это ни звучало безумно в наших с тобой обстоятельствах, ты себя чувствуешь защищённой. Секс,
Я опустила глаза, не зная, как относиться к его словам. Прям психолог, мать его.
— При этом ты умная, — добавляет Адам, опуская руки на подлокотники и откидываясь на спинку кресла, оставляя меня просто сидеть на его коленях, — и все эти вопросы, учитывая наши обстоятельства, разумны. Я их тоже не могу игнорировать, всё время держу в голове.
— Для чего?
— Чтобы предугадать твои возможные реакции. Потому что если ты вдруг решишь, что со мной всё же опаснее, чем без меня, ты попытаешься сбежать. Я хочу, чтобы ты держала это в голове. Что сбегать от меня не надо. Во всяком случае пока.
Совершенно перестаю что-то понимать.
— В смысле — пока? — спрашиваю я озадаченно.
— В смысле, что когда я разберусь с моим врагами, — поджимает губы Адам, мрачно сверкнув глазами так, что меня пробирает до нутра, — когда я их закопаю, не в прямом, сугубо в переносном смысле, я смогу тебя отпустить. Возможно, ты захочешь после этого со мной по-нормальному. Или не захочешь. Это будет пока.
Салон наполняет звук тихого автоматического голоса: «Уважаемые пассажиры. Через пять минут начинаем снижение. Просим вас занять свои места…»
Адам берёт меня за талию, усаживает в кресло, пристёгивает мой ремень. Опирается двумя руками на подлокотники моего кресла, наклоняется ко мне так, что наши лица оказываются на одном уровне.
— Я не уверен, Вика, что простые просьбы и разговоры тебя удержат от побега, — тихим страшным голосом говорит Адам, — поэтому я иду проверенным путём. Здравый смысл подсказывает, что тебя рядом со мной в данный момент способен удержать только страх.
Он кривит губы, и меня пробирает холодом по позвоночнику от копчика до затылка.
— Если ты остаёшься рядом со мной, — продолжает Адам, — меня очень даже устроит, если причина этого будет в страхе. Передо мной. Достаточно напугал? Донёс мысль?
Я вдруг понимаю, что во время его тирады просто не дышала. Жуткий он чёрт, всё-таки.
Киваю.
— Что ты поняла?
— Что нужно держаться рядом с тобой.
— Почему тебе надо держаться рядом со мной?
— Чтобы выжить.
— Умница. Помни это. Всё время. Ни шагу от меня.
Мои губы начинают дрожать, из глаз текут слёзы.
— Поняла меня? Не слышу!
— П-п-поняла… — еле слышно шепчу я.
Он
Адам выпрямляется, садится в кресло рядом со мной, пристёгивается и закрывает глаза.
Смотрю на него, пытаясь подавить слёзы, но они текут. Всхлипываю едва слышно, растираю слёзы по щекам, я напугана до чёртиков, пальцы дрожат, я не знаю, я точно этого всего не выдержу.
Лицо Адама с закрытыми глазами спокойное, только у челюсти катаются желваки.
— Вика, — говорит он спокойно с закрытыми глазами. — Я надеюсь, ты услышала главное. Когда всё закончится, я тебя отпущу. Пока всё не закончилось… Думаю, ты поняла. Поняла же?
Судорожно втягиваю воздух.
— Поняла, Адам, — тихо отвечаю я. — Всё поняла.
38. Откровения
Тенью следую за бесстрастным свирепым Адамом.
Его ярость спрессована под маской невозмутимости, но легко читается всеми, кто подходит к нему с флешками, подаёт еду в ресторане, открывает дверь автомобиля и даёт ключи от очередного номера-люкс.
Москва сливается для меня в единое серое пятно.
Автомобили, гостиницы, больницы, рестораны, снова автомобили.
Мы почти всегда молчим. Адам касается меня редко: сам меня пристёгивает и на лестницах крепко держит за руку. Спим в разных спальнях.
Я занимаю время тем, что тыкаю в проверенный людьми Адама планшет в тупые игрушки типа шариков, читаю классику русской и зарубежной литературы из огромной папки на том же планшете, или слушаю музыку и смотрю фильмы, тоже загруженные на планшет.
Никого доступа в интернет. Адам даже фотоаппарат у меня забрал. Планшет — единственное развлечение.
Теперь у меня есть бессонница. Частенько просыпаюсь ночью от неясной тревоги и подолгу стою у окна. Иногда прокрадываюсь на кухню мимо кабинета — мы всё время останавливаемся в дорогих апартаментах, больше напоминающих огромную квартиру с несколькими спальнями, кухней и кабинетом — так вот, в кабинете Адама всегда до глубокой ночи горит свет.
Я вообще не знаю, сколько он спит. Потому что в его кабинете по ночам всё время горит свет. А будит он меня лично по утрам.
— Уже утро, Вика, — говорит он каждый раз, стоя в дверях. — Одевайся, нам пора. Позавтракаем позже.
Долбанный день сурка. Одно и то же.
Этой ночью всё-таки привычный круг разрывается.
Этой ночью мне снится кошмар. Нормальный такой кошмар, качественный. За мной кто-то гонится, я не знаю кто, бегу по длинным коридорам в страхе и ужасе, и слышу тяжёлый бег за спиной. Бегу и бегу, задыхаясь, взбегаю по лестницам, дёргаю закрытые двери, спускаюсь вниз, и никак не могу найти открытую дверь.