Аутсайдеры

Трускиновская Далия Мейеровна

–  У меня была какая-то болезнь, что-то с нервами, и ко мне приходили воспитатели. Я даже во двор почти не выходил, - признался Адик-Адлер.
– И в школе учился экстерном.

–  Все десять лет?

–  Почему десять лет?

–  Столько учатся в школе. Или теперь - одиннадцать?

–  Я не знаю, я ведь очень рано начал учиться. Ко мне приглашали учителей, тренеров, а Семен Ильич вообще жил у нас в доме. Он со мной каждый день занимался.

Спрашивать, что за болезнь такая, было нетактично, парень выглядел

вполне здоровым. Вот разве что румянец. Марина слыхала, что у туберкулезных больных - самый красивый румянец. Но, помилуйте, какой туберкулез? Парень холеный, как голливудская звезда! Родители, или кто там с ним живет, пылинки с него сдувают. У него маникюр и, возможно, педикюр.

–  Тебе теперь восемнадцать?
– вдруг спросила Марина.

Адька-Адлер ответил не сразу.

–  Ну… да. А это имеет значение?

–  Не знаю. Просто занять такую должность в Росинвестбанке в восемнадцать лет, даже с феноменальными способностями…

–  Никакие не феноменальные. Я читал - бывают дети, которые в двенадцать лет в голове шестизначные цифры перемножают, и вообще…

–  А ты можешь - шестизначные?

–  Зачем? Для этого калькулятор есть. Я - системщик. Послушай, Мариш, тот мужчина, с которым ты в ресторане была, - он кто?

–  Ничего серьезного, - быстро сказала Марина. И действительно поняла, что Вишняков для нее - ничего серьезного, двести баксов за эскизы, а роспись пусть ему делает кто-нибудь другой!

–  Нет, я не про это, - Адька-Адлер усмехнулся.
– Кто он в социуме?

–  Деловар. И даже очень неглупый деловар. У него несколько фирм, он член совета директоров "Ассуэра", ему, кстати, и этот ресторан принадлежит, только записан на жену.

–  Борис Вишняков?
– уточнил Адька-Адлер.
– Дай мне его телефон, пожалуйста.

–  Нет проблем. Вот его визитка.

Взяв картонный прямоугольничек, Алька-Адлер поднес к губам женскую руку и поцеловал. Марина ждала других поцелуев, но он задумался.

–  Извини, - сказал он вдруг растерянно, - не могу, не получается… Я столько хотел тебе сказать - и будто мне кто запретил! Я не умею!

–  Что - не умеешь?

–  Говорить это. Понимаешь? Я не умею! Мне нельзя!

Марина впервые видела Адьку-Адлера взволнованным.

–  Ну так и не надо. Не в словах же дело!

–  Да?..

Он встал, отошел к книжным полкам, провел пальцами по корешкам.

–  Столько слов… Дос-то-евс-кий… Кто это?

–  Писатель, - стараясь не выглядеть слишком удивленной, ответила Марина.

–  Лермонтов?

–  Поэт.

Адька-Адлер открыл книгу.

–  Почему такие короткие строчки?

–  Это же стихи!

–  Почему их так печатают?

–  Адька! К тебе же учителя ходили! Ты что - литературу не учил?

–  Я не помню… Я не помню, чтобы мне это показывали.

–  С тобой что-то не так, - зная, что этого говорить нельзя, все же произнесла

Марина.
– Адька! Сядь и расскажи все с самого начала! Про твой дом! Про учителей! Про маму и папу! Мы вместе разберемся, слышишь? Ты же сам понимаешь - с тобой что-то не так!

–  Мне нельзя волноваться, - глядя в пол, не своим, а чьим-то тупым голосом выговорил Адька-Адлер.
– Мне нельзя волноваться, мне нельзя волноваться, мне нельзя волноваться…

И Марина увидела, как на его глазах выступили слезы.

А потом он просто-напросто сбежал. Не сказав больше ни единого слова.

***

Вишняков озадачил секретаршу, и через день имел сведения о рыжей Алке и о Клопе. Сведения примитивные, элементарные, то, что можно узнать по телефону. Алка, естественно, осталась старой девой, родители умерли, оказывается, она была очень поздним ребенком. Работала в какой-то конторе непонятно кем, потом и оттуда исчезла. Клоп, напротив, кое-чего добился. Даже был единожды женат. Но сейчас пребывал в разводе, а жил на даче. Городской квартиры у него больше не было.

–  Дача?
– переспросил Вишняков.
– Ну, Наталья, ты даешь! Это он, наверно, землянку выкопал! Или шалаш из сена навалил, как Ленин в Разливе!

И в самом деле - какие, на фиг, дачи в Матрюховке?! Умирающая деревня - вот что это такое, более безнадежного места не сыскать. Вишнякову предлагали купить там землю - этак с полторы Бельгии, он поездил по району и наотрез отказался. В эту истощенную монокультурой под названием свекла землю сперва нужно миллиарды вложить - и то еще неизвестно, через сколько десятилетий начнется отдача.

Наталья умела хохотать. Вишняков искренне любил свою секретаршу, такую отзывчивую на шутки. И Наталья его любила - за постоянное благодушие и снисходительность, хотя бывали дни, когда он зверел, и понятие "рабочее время" отменялось - все свободное от короткого сна время у сотрудников было рабочим. Но и за эти авралы его тоже любили - Вишняков, кстати, устраивал их не столько для того, чтобы срочно сделать что-то важное, сколько ради сплочения команды и отсева обленившихся и утративших нюх людей. Кроме того, при авралах у многих прорезаются совершенно неожиданные способности - и потом человека можно использовать с большим коэффициентом полезного действия.

–  А про Адлера я ничего не узнала, - отсмеявшись, пожаловалась Наталья.
– В телефонной книге был один Адлер, но он год назад в Германию уехал. По-моему, не тот.

–  А где жил этот новоявленный фриц?

–  На Соколовской.

Когда Вишняков учился, детей распределяли по школам строго в соответствии с местожительством. Соколовская - другой конец города. Предположить, что Немка способен сам организовать переезд, Вишняков не мог. Неужели этот убогий все-таки женился?

А почему бы и нет?