Авадон
Шрифт:
Именно в этот момент коротышка повернул рукоятку реостата, и Альбина закричала.
– У нас очень мало времени, - спокойно сказал коротышка, отключив ток.
– Поэтому отвечать будешь быстро и четко. Ясно?
Альбина заученно кивнула головой:
– Да, хозяин...
Коротышка неодобрительно скривился и опять протянул руку к реостату. Альбину выгнуло в пароксизме боли, и девушка завопила уже по-настоящему.
– Дура. Я не собираюсь играть в твои извращенные игры. Мне нужны ответы на вопросы. Поняла?
– Да!
– выдавила Альбина, судорожно хватая ртом воздух.
– Где ребенок?
–
– совершенно искренне удивилась Альбина, и коротышка опять ударил ее током. В комнате, и даже в шкафу, где прятался Лимек, отчетливо запахло озоном. Обнаженное тело Альбины Петерсен мелко тряслось на кресте, изо рта побежала струйка слюны.
– Я повторю вопрос в последний раз, - тяжело дыша, сказал низкорослый дознаватель. Процесс явно доставлял ему удовольствие.
– Где Абель? Где ребенок, сука?
Альбина бессильно уронила голову на грудь, а потом медленно подняла взгляд. Глаза у нее были мутные, с поволокой.
– Еще, - сипло попросила она.
– Еще, пожалуйста!
В этот момент Лимек собрался вмешаться. Он надел кастет на правую руку, а левой оттянул пружинный шпингалет на дверце шкафа - но тут произошло непредвиденное: входная дверь в будуар буквально взорвалась дождем щепок, и в клубах серого дыма возник Коверкотовый. Филер дернулся к кобуре, но Коверкотовый держал старинный револьвер с граненым стволом, и этот ствол с грохотом выплюнул язык белого пламени.
Коротышка дернулся. На его лбу появилась маленькая черная дырочка с обугленными краями, а вот затылок разворотило начисто, будто маленькая дверца открылась наружу, повиснув на коже и слипшихся от крови волосах. Пуля пробила окно, и в наступившей тишине Лимек отчетливо услышал, как выпал осколок стекла из рамы и со звоном разлетелся на мелкие кусочки. Потом филер рухнул на пол, обмякнув, словно марионетка с оборованными нитями.
– Добрый день, - поздоровался Коверкотовый, хищно улыбнувшись Альбине Петерсен. Голос у него был низкий, с хрипотцой заядлого курильщика.
– Прошу прощения, что прервал вашу беседу, - добавил он с шипящими интонациями гремучей змеи.
– Но, я полагаю, мы сможем ее продолжить в другой, более интимной обстановке...
В ответ Альбина смогла издать лишь неразборчивое мычание. Ее до сих пор трясло. Коверкотовый опять улыбнулся, встопорщив щеточку усов, спрятал громадный револьвер в карман, и начал развязывать шелковые веревки, удерживающие Альбину в распятом состоянии.
Когда щелкнул шпингалет, Коверкотовый успел обернуться. Удар кастетом, нацеленный в затылок, пришелся в скулу - но особой роли это уже не играло. Переступив через Коверкотового, Лимек снял и убрал в карман кастет, отцепил от обожженных сосков Альбины зажимы-крокодилы, отвязал ей вторую руку и подхватил упавшее ему в объятия голое тело. Кожу девушки покрывала липкая пленка пота.
– Надо уходить, - сказал Лимек, одной рукой удерживая Альбину и стряхивая с себя пальто.
Он бережно завернул Альбину в пальто и, обняв за плечи, повел к взорванной Коверкотовым двери. Но девушка вдруг взвизгнула и двумя руками впилась в плечи Лимека, разворачивая его к окну.
Там, за разбитым пулей стеклом, на фоне белесого неба поднималась волна черной, смолистой на вид тьмы.
В Бездне начался Шторм.
Шторм
Ватная
Лимек делает шаг вперед, и пол начинает мелко дрожать под ногами. В полном беззвучии вибрация переходит на стены, на потолок, трясется мебель, ходит ходуном косой крест, раскачиваются из стороны в сторону цепи, почти подпрыгивает батарея с реостатом.
Цепи звякают; и с этим звуком прорывает плотину других. Комната гудит, как трансформаторная будка. Каждый предмет издает ровный вибрирующий гул, резонансом отдающийся в черепной коробке Лимека. А из разбитого окна доносится пронзительный женский крик.
Еще шаг. И еще. Окно не становится ближе, но крик нарастает. Ему начинает вторить детский плач, потом - отчаянный вопль и лихорадочное верещание... Криков все больше, и они сливаются в единую симфонию страха, первобытного, примитивного ужаса перед темнотой. Лимек делает еще один шаг к окну. Он уже знает (предчувствует?), что там увидит: толпа, зажатая между домами и стеной осязаемой тьмы, что поднялась из Бездны и гонит человеческое стадо, ведомое дремучими инстинктами бежать и прятаться, вперед, быстрее, к убежищам - но не потому, что там спасение, а потому что там не так страшно умирать...
Последний шаг. Окно. Улица совершенно пуста. Ветер гоняет мусор по мостовой, и помигивают от перепадов напряжения миллионы лампочек на фасаде казино "Трикветра". Лимек сглатывает, и крики охваченных ужасом людей моментально пропадают. Комната перестает гудеть и вибрировать. Опять наступает тишина.
В небе появляются мелкие черные точки. Они начинают расплываться чернильными кляксами, а со стороны Бездны навстречу им поднимается цунами мрака, выбрасывая длинные щупальца цвета и консистенции горячего гудрона. Один за другим гаснут огни Ашмедая, поглощаемые эти булькающим варевом, скрываются под пологом тьмы особняки Бельфегора, будто грозовые тучи накрыли небоскребы Маймона, трущобы Вааль-Зее растворяются без остатка в сумраке вечной ночи, безликие коробки Левиафании тонут в густой смоле, огороженное гетто Сатаноса исчезает мгновенно под пологом мрака, и только промзона Люциум с ее вечно пыхтящей громадой Фабрики еще какое-то время полыхает адским пламенем, отбрасывая багровые отблески на зачерненное копотью небо; потом пропадает и она.
Авадон поглотила тьма.
Реальность расслоилась: где-то там, на улице, тысячи людей вопят от ужаса и бегут к убежищам - но каждый из них бежит сам по себе, не видя, не слыша и не осязая прочих. Точно так же миллионы авадонцев, запертых в квартирах и офисах, оказались вдруг в миллионах обособленных, персональных мирков, где каждый человек остается один на один со своими демонами.
Лимек оборачивается. Комната пуста. Исчез труп коротышки. Пропал Коверкотовый со сломанной челюстью, оставив после себя только дымящийся револьвер. Пропала Альбина. Лимек наедине с пульсирующей болью в висках и затылке.