Авдотья, дочь купеческая
Шрифт:
— Иди, Нюра, — произнесла Дуня и обратилась ко второй девушке: — А ты, Тася, тётушкам помоги устроиться. После к нам с Глафирой вернётесь. За труды дополнительные к жалованию по рублику добавлю.
— Ой, спасибо, Авдотья Михайловна! — воскликнули горничные и, вдохновлённые прибавкой, поспешили к трактиру.
Дуня обернулась к станционному смотрителю, доставая из ридикюля кошель с банковскими билетами и чековой книжкой.
— Будьте добры, распорядитесь насчёт устройства и обеда моим людям: всего три кучера и две горничные.
Смотритель кивнул писарю, тот поспешил выполнять поручение. Сам же вновь отвесил поклон и ответил:
— В лучшем виде будет сделано-с, Авдотья Михайловна. У нас для слуг пристроечка имеется. Насчёт оплаты не беспокойтесь, Михайла Петрович, дай Бог здоровья вашему папеньке, загодя нарочного присылали, всё оплатили-с. Ещё раз прощения прошу, что номера не самые лучшие предоставить получилось. Намедни указ привезли императорский, в первую очередь обеспечивать курьеров с важными депешами, да чиновников, по государственным делам-с следующих.
Вид у него стал при этом такой виноватый, что Дуня поспешила заверить:
— Не переживайте, Антип Иванович, всё в порядке. Пока же откланяюсь, пойдём, Глаша.
Она обернулась к Глаше, и подруги тоже отправились отдыхать. Смотритель растроганно вздохнул и пошёл в контору, бормоча:
— Вот ведь, помнит, егоза старика. Не забыла, небось, как мы с её папенькой их с подружкой с крыши трактирной снимали-с. До сих пор не могу понять, как силёнок хватило туда забраться, дар помог, не иначе. Смотри-ка, графиней стала.
Войдя в трактир Дуня огляделась, ничего не поменялось с последней поездки, да и прошло-то всего два месяца, как они с Глашей после выпуска домой возвращались, а после балов и того меньше. Ответив на приветствие трактирщика, подруги поднялись в номер, следуя за трактирным мальчишкой.
— Сёмка, да ты, никак, ещё подрос, — сказала ему Глаша.
— А то! — ответил тот и широко улыбнулся, демонстрируя дырки на месте верхних молочных зубов.
Сёмка доволен был, что добрые барышни приехали, когда его очередь дежурить подошла. Все трактирные знали: купец Михайла из Ярославля и его дочь с воспитанницей никогда без вознаграждения не оставят. Поэтому, как родных встречали. Мальчишка не ошибся, вскоре он, прыгая по ступенькам, возвращался обратно, зажав в кулаке новенькие пять копеек.
В номере, чистенько прибранном и вполне уютном, Глаша сказала:
— Ох, Дуня, попьёт у тебя крови свекровушка.
Дуня, усевшись на кровать, пару раз подпрыгнула на пуховой перине и беспечно ответила:
— Не попьёт, подавится. Я и сейчас могла бы укорот дать, да на людях не пристало. Сама знаешь, сор из избы выметать не следует. Ты лучше монографию верни, хочу кое-что попробовать.
— Я ещё не дочитала, — ответила Глаша, машинально подтягивая к себе только положенный на стул ридикюль.
— Ага, тебе тоже понравилось! А меня упрекала, что ничего вокруг
— Мне можно, у меня нет на носу венчания, — парировала Глаша.
В дверь постучали, это принесли в покои обед. Дуне с Глашей трактирщик лично поднос с едой доставил. Увязавшийся с ним Сёмка, доложил:
— Барыни-сударыни, ваши горничные просили передать, что чутка задержатся, там эта, — Сёмка руками над головой изобразил высокую причёску Платоновой маменьки, — гневаться изволют.
Трактирщик отвесил мальчишке лёгкий подзатыльник, ухватил за шиворот, и вытащил из комнаты, пожелав постоялицам приятного аппетита.
Дуня встала с кровати, но направилась не к столу, а к двери. Её намерения терпеть дурной нрав свекрови на время дороги, куда-то испарились. К счастью последней, дойти до неё Дуня не успела, дверь отворилась и вбежали запыхавшиеся девушки.
— За вами словно черти гнались, — пошутила Глаша.
— Почти что, — ответила более бойкая на язык Тася и, спохватившись, спросила: — Переодеться изволите?
Тут только Дуня с Глашей заметили в руках горничных свои саквояжи. Оказывается девушки за ними сбегать успели, вот и запыхались.
— Нет, мы, пожалуй, после обеда прогуляться сходим. Идите, отдыхайте, — отпустила горничных Дуня и спросила у подруги: — Ты ведь не против ножки поразмять?
— С удовольствием, погодка хорошая, — ответила Глаша.
Пообедав плотно да вкусно щами с мясом, студнем, пирогами, подруги вышли на улицу. У пристройки на лавочке сидели их кучера, горничные, да несколько незнакомых слуг в форме, видно те, что чиновников привезли. Они тоже явно пообедали, находились в настроении хорошем. Оттуда доносился смех.
Один из кучеров, помоложе, да поплечистее, принялся внимательно наблюдать за хозяйками. Наказ он от Михайлы Петровича имел: глаз не спускать, если магичить затеют, не мешать, но проследить, чтоб осторожность соблюдали.
— Давай, по лугу прогуляемся, — предложила Дуня.
— Только чур в прятки не играем, — ответила Глаша.
Подруги переглянулись и рассмеялись, вспомнив, как в детстве пытались сбежать из-под надзора папеньки, прячась в густой траве луга, перейдя через который, можно было попасть в большое село, принадлежавшее какому-то барону. До села им дойти ни разу не удалось.
Облака на небе развеялись, солнце светило не по-весеннему ярко, щебетали птицы, где-то неподалёку жужжала пчела. Со стороны кузницы доносился звон — там молотом стучали по наковальне. У дома смотрителя, на крыльце конторки, сидел, опустив голову рослый детина, судя по одежде, из зажиточных крестьян, и теребил в руках картуз. Заслышав шаги, он поднял голову. Завидев Дуню и Глашу, просиял, словно давних знакомых встретил.
Он вскочил с крыльца, и тут же бухнулся на колени, отвесил поклон сначала Дуне, затем Глаше и заголосил: