Август и великая империя

Ферреро Гульельмо

Моммзен был не первым, занявшимся изысканиями в области реалий древнего государственного и политического быта. До него в этой области и также в связи с надписями работал хотя бы Бек, но сочинения Бека являются, в сущности, энциклопедиями (Handbucher), сводящими в систему отдельные разбросанные указания памятников, тогда как в руках Моммзена эпиграфическо-нумизматические изыскания приняли историографический характер. Благодаря ему история государственного строя вышла впервые из своего прежнего антикварно-изолированного состояния и стала составной частью истории. [622]

622

Fueter. Op. cit. S. 552.

«Римская история» прославила Моммзена и скоро была переведена на все цивилизованные языки, в том числе и на русский. [623] Впервые новый мир получил полный обзор истории римской республики. Его яркие картины, жизненность и колоритность портретов производили неизгладимое впечатление на всякого читателя. Почти одновременно Грот и Моммзен ввели Афины и Рим в сознание и культуру современного мира.

В то время как публика приняла книгу с восхищением и ученые засвидетельствовали ее безукоризненную эрудицию, [624]

некоторые специалисты с досадой увидели отброшенными старые гипотезы и вместо них выдвинутые новые, как будто бы последние были неоспоримыми фактами. Другие жаловались на недостаток спокойствия и достоинства. Действительно, «Римская история» Моммзена является столько же трудом политика и журналиста, сколько и ученого: Лабиен, на его взгляд, был наполеоновским маршалом; Сулла — Дон Жуаном, Катон — Дон Кихотом. Мы читаем в ней об юнкерах и haute finance. «Много можно сказать, — писал автор Генцену, — по поводу современного тона в моей Истории. Я хотел свести древних с того фантастического пьедестала, на котором они появляются, в реальный мир. Поэтому консул является у меня бургомистром. Может быть, я хватил через меру, но мое намерение было вполне законно».

623

T. 1. 1-е изд. Leipzig, 1854; 9-е изд. Berlin, 1903; t. 2. 1-е изд. Berlin, 1855; 9-е изд. Berlin, 1903; т. 3. 1-е изд. Berlin, 1856; 9-е изд. Berlin, 1906; t. 5. 1-е изд. Berlin, 1885; 4-е изд. Berlin, 1894; итал. nep. 1863–1890; нов. nep. вых. c 1903 г., англ. nep. 1862–1866, 1886; нов. изд. 1894–1895; пол. пер. 1867. 2-е изд. 1880; фр. пер. par. С. A. Alexandre. Paris, 1863–1889, par. Е. de Guerle. Bruxelles, 1863–1867; нов. изд., 1881; венг. nep. 1874–1877; исп. пер. 1875–1877; рус. пер. С. Д. Шестакова с I-го изд.: т. 1. 1861; т. 2. 1858; пер. Неведомского и Веселовского (изд. К. Т. Солдатенкова). М., 1887–1888; есть еще «Римская история по Моммзену», сост. Н. Н. Шамониным (М., 1900) и представляющая извлечение из сочинения Моммзена до смерти Гракхов.

624

Разбор «Истории» Моммзена см.: Freeman. Historical Essays. 2 ser. 1873; Peter Karl. Studien zur Romischen Geschichte. 1863; Nitsch W. // 1) Jahrb. fiir. kl. Philologie. 1856. LXXIII. S. 716; 1858. LXXVI. S. 409;//2) Die Romiche Annalistik. 1873. — О т. 5 см.: Кулаков-ский Ю. А.//Журн. междунар, права. 1885. Ноябрь.

Более серьезное и основательное возражение было выставлено против концепции протагонистов в центральной сцене драмы. Во время студенческих годов Моммзен находился под сильным влиянием биографий Цезаря и его современников, написанных Друманном. [625] «Римская история», — писал последний, — показывает, что республиканские формы не всегда подходят людям и могут держаться только при чистой и простой нравственности. Не вопреки, а без моей воли моя книга является панегириком монархии». У Друманна мы уже находим не только страстное преклонение перед Цезарем, но и ожесточенные нападки на Катона, которые повторяются и у Моммзена, но ни одна часть «Римской истории» последнего не обладает такой жизненностью, как та, в которой рассказывается борьба не на живот, а на смерть Цезаря с его врагами; у Моммзена он спускается со своего пьедестала и вмешивается в свалку. Помпей, Цицерон и Катон подвергаются нападкам, как будто бы они были живыми вождями ненавистной партии, в то время как его кумир возвышается над толпой бесподобным, непреодолимым спасителем общества. Моммзен не любит бездеятельных натур. Он осуждает Помпея за недостаток страсти в добре или зле. «Он поместил Цицерона, — пишет проф. Гаверфильд, — который чудесно говорил, но слабо действовал в 1848 г., и с презрением говорит о честной посредственности сената». Цезарь, по его мнению, был роковым человеком, видевшим и делавшим то, что было неизбежно, не желавшим ни завоевать мир, ни самому сделаться царем. Его целью было политическое, военное, нравственное и интеллектуальное возрождение своей нации. Обозревая его реформы, Моммзен объявляет каждое его мероприятие достаточным, чтобы обессмертить человека. «Что за бессмысленная идеализация Цезаря, — писал на это Штраус, — историк может порицать, но не ругать; хвалить, но не терять меры». Фриман сетовал, что Цезарь в изображении Моммзена не имел понятия о праве и несправедливости. Даже горячий друг Моммзена Густав Фрейтаг сожалел о силе симпатий и антипатий Моммзена. Один Фрауд принял портрет Цезаря, нарисованный Моммзеном, в его целом.

625

Drumann. Geschichte Roms in seinem Uebergange von der republikanischen zum monarchischen Verfassung. Bd 6. 1834–1844; 2 Aufl. / Под ред. Groebe. 1899 сл.

Обвинения, которым подвергся Моммзен, не поколебали его. «Те, кто подобно мне жил среди исторических событий, — писал он, — начинают сознавать, что историю нельзя ни писать, ни создавать без любви или ненависти». Он отбрасывает всякую абсолютную мерку в политике и насмехается над законностью. «Когда правительство не может управлять, — заявляет он, — оно перестает быть законным, и прав тот, кто имеет достаточно силы, чтобы его низвергнуть». Такие сентенции, естественно, с восторгом были приняты Наполеоном III, пригласившим историка к себе на обед, когда тот был в Париже, и пославшим ему в подарок свою биографию Цезаря. Но Моммзен вовсе не хотел, чтобы его защиту Цезаря смешивали с защитой цезаризма, и во втором издании он постарался разъяснить свою точку зрения: республика сгнила. Дело Цезаря было необходимо и спасительно не потому, что оно принесло или могло принести спасение, а потому, что оно было меньшим злом. При других обстоятельствах оно было бы узурпацией. «По тому же самому естественному закону, по какому самый низший орган есть гораздо большее, чем самая искусно сделанная машина, всякая несовершенная конституция, дающая простор свободному самоопределению большинства граждан, бесконечно выше самого гуманного и лучшего абсолютизма; ибо первая есть жизнь, второй — смерть». Императоры лишь объединили государство и механически увеличили его, пока внутри него не иссякли жизненные соки и оно не умерло.

Можно одобрить, что Моммзен оставил свою книгу в последующих изданиях в ее первоначальном виде, ибо только таким образом она могла удержать тот характер, который доставил ей мировую славу. Она была трудом гения и страсти, созданием молодого человека, и она свежа и жизненна сегодня, как и в то время, когда только что была написана. Величайшее свидетельство ее силы то, что, в то время как после Курциуса многими немецкими учеными были написаны истории Греции, в течение полустолетия не было сделано попытки выступить соперником или заместителем «Римской истории» Моммзена.

Мы уже сказали, что для Моммзена достоверная история начинается с эпохи Пирра; вся древнейшая эпоха представляет в его сочинении не столько изложение событий, сколько описание состояния Италии и ее учреждений на основании сохранившихся свидетельств источников. Это стоит в связи с взглядом историка на начало римской летописи, которое он относит ко второй Сомнитской войне, но он не думает,

что необходимо отбросить всю древнейшую историю, что ею не стоит заниматься, раз нет современных ей записей. Для Моммзена традиция о древнейшей эпохе недостоверна, но тем не менее сама эта традиция является важным историческим материалом, из которого путем анализа можно извлечь важные данные. Эта работа, невидимая в «Истории», проделана им в отдельных статьях, важнейшие из которых, как мы отметили, собраны в его Romische Forschungen. Чтобы выяснить его метод, мы рассмотрим анализ трех древнейших политических процессов в Риме: процессов Сп. Кассия, М. Манлия и Сп. Мелия. Рассказы обо всех трех в общем схожи между собой. Имя Сп. Кассия четыре раза встречается в списках магистратов: три раза в качестве консула (252, 261, 268 гг.) и один раз в качестве начальника конницы (256 г.); кроме того, два раза оно упоминается в списке триумфов (252 и 268 гг.); во время второго консульства он заключил союзный договор с латинянами, а во время третьего — победил герников. Но затем, в 486 г., он внес аграрный закон, предлагая разделить всю общественную землю Рима (ager publicus), в том числе и только что завоеванную у герников, между неимущими римлянами, латинянами и теми же герниками. Предложение Кассия вызвало протест со стороны сената; он был обвинен в стремлении к царской власти и казнен; дом его был срыт, и на этом месте построили храм богини Земли (Tellus). Второй из этих «древних демагогов римской республики», Марк Манлий Капитолийский, прославился тем, что спас Капитолий в ту ночь, когда галлы едва не овладели им, за что и получил прозвание Капитолийского. Вступив впоследствии в борьбу с сенатом и заступаясь за должников, на помощь которым он истратил все свое состояние, он был также обвинен в стремлении к царской власти, осужден и казнен (384 г. до Р. X.), а на месте его дома был построен храм Юноны Монеты, окруженный священной рощей. Наконец, третий из рассматриваемых Моммзеном рассказов, касающийся Спурия Мелия (439 г. до Р. X.), передает, что Мелий, богатый плебей, продавая принадлежавший ему хлеб во время голода, понизил цены, чего не мог сделать сенат, который приговорил его за это к смертной казни без суда. Дом его также был разрушен, а самое место получило название Aequimelium — или потому, что это было ровное (aequum) место, или потому, что с Мелием поступили по справедливости. Анализируя все эти рассказы, Моммзен сперва указывает на несостоятельность их деталей. В законе Сп, Кассия возбуждает сомнение наделение землей тех самых герников, у которых она только что была конфискована, и странно было бы думать, что римский народ мог одобрить такой законопроект; странно думать и о том, чтобы так рано могла быть высказана мысль о равенстве римлян и союзников, которая, как известно, впоследствии вызвала кровавую борьбу. Второе из упомянутых лиц, Манлий, не мог получить прозвище Капитолийского благодаря спасению им Капитолия: Манлии Капитолины встречаются в Фастах задолго до галльского пожара и называются так потому, то жили на Капитолии. Также несостоятелен и рассказ о Сп. Мелии, который не мог быть плебеем, так как назывался всадником.

Но во всех трех рассказах Моммзен склонен видеть историческое ядро: это смутная традиция, что названные лица были осуждены на смерть по обвинению в стремлении к царской власти. Что же касается подробностей этого обвинения, то они ясно указывают на время, когда эти рассказы возникли. Аграрные законы, вопрос о долгах и даровая раздача хлеба были три боевых вопроса конца II и I вв. до Р. X. К этой же эпохе относится и стремление уравнять в правах латинян и римлян. Все эти мотивы, думает Моммзен, и были перенесены в далекое прошлое, причем он находит ряд противоречий в юридической стороне процессов.

Но Моммзен лишь вскользь отмечает связь традиции с теми или другими местностями Рима: он думает, что традиция могла удержаться в храмах, с которыми связаны эти рассказы. Между тем, скорее нужно видеть в приведенных рассказах, как и утверждает это Пайс, этиологические мифы. Хотели объяснить, почему храм Земли стоит на месте, ще, по преданию, был дом вымершего рода Кассиев, или почему храм Юноны Монеты построен на месте дома Манлиев. Подобным же образом можно объяснить и возникновение легенды о Мелии. [626] На различии толкования между Моммзеном и Пансом мы еще остановимся ниже.

626

Pais Е. Ancient Legends of Roman History. New York, 1905. P. 209 сл.

Самой важной из книг, написанных Моммзеном во время его работы над Corpus’oM надписей, является его «Римское государственное право» («Romisches Staatsrecht»), 3 тома, в 5 частях <1 — Leipzig, 1887; II — 1887, III — 1889, есть фр. пер. 1887–1889). [627] Вдвое длиннее его «Римской истории» и написанное с большой осторожностью и оговорками Staatsrecht с полным правом рассматривалось самим автором как важнейший из его трудов. Столь обширное и детальное сочинение не могло снискать популярности среди широкой публики, но его поразительная ученость вызвала удивление историков. Это подробнейший исторический трактат о политических учреждениях. Он бросает свет на весь ход римской истории, исследуя формы, в которых народ воплощал свои идеи о правлении. «Пока, — заявляет Моммзен, — юриспруденция не знала государства и народа, а история с филологией не знали права, обе они тщетно стучались в двери римского мира». Один из секретов величия Моммзена в том, что он был не менее юристом, чем историком, равно бывшим дома и в сфере юридических концепций, и в сфере политических явлений.

627

См.: Bernays. Die Behandlung des Romischen Staatsrecht // Gesamelte Abhandlungen. 1885. Bd 2.

Staatsrecht составляет часть энциклопедии римских древностей, изданной Моммзеном и Марквардтом, и охватывает более трех тысяч страниц. Оно обозревает всю историю и систему римского правительства и администрации. Всякое событие подтверждается ссылками на источники и пособия, и не менее целой трети всего сочинения занимают примечания. Это серия монографий, а не конституционная история. Учреждения изучаются каждое в отдельности, хотя и как органические части общей системы публичного права. Наиболее оригинальной частью труда является рассмотрение принципата. Историки видели в строе, установленном Августом, полный разрыв со старым порядком и создание системы, в существенных чертах остававшейся без изменения в продолжение трех столетий. Моммзен утверждает, что Август хотел основать диархию и преднамеренно дал сенату значительную долю власти. Звание прин-цепса не было наследственным. Правитель был только первый из граждан, возвышавшийся над другими государственными чиновниками тем, что имел их функции пожизненно и не имел себе товарища. Командование армией и флотом и контроль над отдельными провинциями были передаваемы новой власти постепенно, пока получилась настоящая империя. Он указал, что система Августа не была ни империей, ни монархией; что она была новой магистратурой в старых рамках; что между принцепсом и сенатом оставалось равновесие во власти; что был компромисс между старой олигархией и абсолютизмом Цезаря и что абсолютное самодержавие появилось не ранее Диоклетиана. Таким образом, Рим, по мнению Моммзена, проделал постепенную эволюцию от принципата к империи. Та же самая история, с точки зрения сената, рассказана в томе, посвященном последнему.