Август, в который никто не придет
Шрифт:
…вдоль…
Я не говорю себе этого слова, этого слова нет, нет, нет, я не знаю такого слова – скользящего в-в-в-в, спотыкающегося дддд, звучного, тягучего – о-о-о-о-о-о, гладкого, глянцевого – л-л-л-л-ь, такого слова нет, нет, нет, его даже не придумали…
…проще вот так – забыть, что задумал (да ничего я не задумал), прийти в себя, когда мой челнок уже неслышно ускользнет прочь от большой флотилии, от уютного света фонарей – в непроглядную чернильную тьму, которую не в силах осветить далекие звезды. Спохватиться – когда самые огни скроются в темноте, и я останусь наедине с ночью, и шумный суетливый день не найдет меня, хватится, – когда уже будет поздно, когда я буду уже далеко, когда останемся только мы вдвоем –
Вот только тогда можно будет сказать себе – получилось, и поуютнее устроиться в челноке, и смотреть в едва различимые очертания ночи, прислушиваться, не мелькнет ли где-то впереди бурлящий водопад. И ждать, пока извилистое русло маленькой ночи впадет в огромную, бескрайнюю ночь, настолько глубокую, что она сама не знает, как далеко простирается в бесконечность….
…но это будет потом, потом, когда прохладное, темное полотно ночи покажется перед нами, и заскучавший челнок наконец-то закачается на волнах полуночи. А пока не думать, не думать, бежать, бежать, бежать во весь дух вслед за всеми, по суетливому, слепящему дню, вечно подгоняющему самого себя – бежать во весь опор, ждать, когда появится темная полоса ночи, почему так долго, почему так нескоро, почему её все нет и нет, ждать, ждать, не слушать какие-то безумные пророчества о том, что кончится время ночей, и все дальше и дальше будет тянуться бесконечная равнина, залитая светом ослепительного вечного дня….
Ищет душа
Не все
– Давно работаете? – спрашивает он.
Смотрю на него, чувствую, что-то с ним не так, понять бы еще, что…
– Двадцать лет.
– Я так понимаю, в психиатрии что-то сечете…
– Да, и немало…
– Очень хорошо, – он снова смотрит на меня, снова пытаюсь понять, что с ним не так, – городок тут один есть… ну да, вы уже читали в объявлении… Рамсбург… вот вы тут и поживете, с жителями пообщаетесь… посмотрите… что с ними не так…
– Не так?
– Ну да… у них не все карты в колоде, просекли?
– Понимаю… весь вопрос, что это, обычные невинные странности… или что-то более серьезное…
– Ну вот, вы и разберетесь, серьезное или нет. Поговорите с ними…
Меня передергивает:
– Вы что, хотите, чтобы я ходил из дома в дом, стучался в двери и спрашивал у хозяев, все ли карты у них в колоде?
– Именно так.
Какого черта я соглашаюсь, какого черта я не разворачиваюсь и не ухожу восвояси, какого черта я вежливо интересуюсь, где в городе гостиница…
– …будете моим гостем, – не теряется мэр, – сочту за честь принимать вас у себя…
Меня передергивает, этого еще не хватало, ночевать под одной крышей с этим… с этим…
…черт меня дери, что же с ним, все-таки, не так…
Обреченно смотрю на городок, неожиданно уютный, как будто обнимающий со всех сторон. Вычурные домики закутались в цветники, над рекой изогнулись мосты, в узких окошках свет лампад…
Дергаю колокольчик, что я делаю, черт меня дери, что я делаю…
Дверь распахивается – как будто сама собой, и правда сама собой, потому что сухонькая хозяйка стоит где-то в глубине комнаты, на круглом коврике, ахает, вздрагивает, когда видит меня…
– Э-э-э… вечер добрый… я… я пришел проверить… все ли карты… у вас в колоде…
Что я несу, что я несу, хоть бы соврал что-нибудь, что заблудился, да где тут можно в трех улицах заблудиться, или дом перепутал, да они все разные, как их тут перепутаешь, или… или… ну не так, не так, врываться к человеку, и спрашивать, все ли у него в порядке с головой…
– А, да… конечно… – дребезжащий голос, – проверьте… пожалуйста… я и сама вот знаете, замечаю… что у меня не все карты в колоде… знаете… бывает такое…
– Ну, не волнуйтесь, может, ничего серьезного, нервное расстройство, не более, – говорю то, что обычно говорю всегда, оглядываю зал, куда бы сесть, никуда, а вот по обе стороны от зала комнаты, что-то вроде гостиных, может, поговорим там…
Только сейчас замечаю в руках хозяйки кухонный нож, что она делает, что делает, стой-стой-стой – поздно, поздно, она рассекает себе горло одним ударом, голова катится к моим ногам…
Ошарашенно смотрю на безголовое тело, оно идет ко мне, беспомощно шарит руками, наклоняется, ищет голову… какого черта я делаю, какого черта услужливо помогаю ей, вкладываю голову в ладони…
– Ох, спасибо… вот, пожалуйста, посмотрите… – снуют торопливые пальцы, открывают голову, как шкатулку, оторопело смотрю на карты, разбросанные в черепе, двойка пик, семерка червей, четверка крести…
Складываю. Карта к карте, аккуратно, бережно…
Черт…
Вот оно что…
– Спасибо, доктор… и правда, так лучше стало… ясность какая-то…
– Видите ли… – осторожно помогаю приставить голову на место, – у вас не хватает восьмерки пик.
– Да вы что?
– Точно вам говорю.
– А это… это опасно?
– Ну… нежелательно, конечно… вот что… а вы когда последний раз голову открывали?
– Ой, да не помню уже…
– Так вы посмотрите по дому… может, завалилась куда карта, вы и не заметили…
– Ой, спасибо большое, доктор, обязательно посмотрю…
– …доктор…
– Да?
– А если мне эту двойку трефовую… гхм… подарит кто-нибудь…