Авиатор: назад в СССР 14
Шрифт:
Анатолий Ростиславович даже сел на заднее сиденье. Захотел со мной поговорить.
— Рад за тебя, Серёга. Ты ещё за корабль заслужил звёздочку. Но лучше поздно получить, чем совсем не получить, — посмеялся Белкин.
— Я ещё не получил. Могут передумать.
— Нет. Звонил ведь сам Русов, а значит, крайний срок — это май месяц. В канун Дня Победы. Сейчас новому руководству страны нужно себя показывать, — сказал Анатолий Ростиславович и, тяжело вздохнув, отвернулся к окну.
Нет оптимизма в глазах генерального конструктора.
— Анатолий Ростиславович, что-то случилось? На вас лица нет.
— Над нами нависли тучи, Сергей. В высоких кабинетах ходят разговоры о сокращении расходов на оборону. Мол, в экономике есть проблемы. Вот мы и едем во Францию, чтобы всем показать наши самолёты. Возможно, добьёмся заказов. Поэтому мне нужно, чтобы ты поехал обязательно.
— Почему? — спросил я.
— Ты молодой, умный, способный. Приятное лицо, которое отлично смотрится на рекламном плакате. Это не мои слова, а Паклина.
Ну из меня прям модель делают!
— Польщён. И вам я тоже нужен, как картинка?
— Нет. Ты пилотажник. Есть опыт представления машины.
— Но не самый удачный, — намекнул я про инцидент с показом МиГ-29М.
Тогда пришлось попотеть, чтобы посадить горящий самолёт. Но эта авария отбросила конструкторское бюро в вопросе модернизации МиГ-29 на несколько месяцев.
— Ты — спас машину. Это важно. В КБ сейчас опытнее тебя никого нет. Сагит ушёл космос покорять. Валерий Евгеньевич работает по другому направлению. Остались ты и Морозов. Третьего лётчика с вами в Ле Бурже не будет.
Понимаю обеспокоенность Белкина. Его сильно волнует моё здоровье. Наверняка у него есть просьба, чтобы я не ходил к врачам и не «светил» возможные проблемы со здоровьем.
— Хотите, чтобы я не ходил в госпиталь?
Анатолий Ростиславович молча пожал плечами.
— Вы понимаете, что под угрозой может быть моя жизнь? Лётная карьера? Сколько лётчиков забив на отдых и реабилитацию, потом заканчивали не только летать, но и нормально ходить?
— Я тебя не прошу идти против здравого смысла. Наоборот, восстанавливайся, несмотря на то что тебе будет говорить Паклин. Не иди на поводу. Даже если на кону будет стоять твоя работа в КБ. Будет у тебя новый полёт! Главное — береги себя, — сказал Белкин и похлопал водителя по плечу.
Машина замедлила ход. Водитель свернул к тротуару и припарковался. Недалеко был Кремль и набережная Москвы-Реки. Впереди можно было разглядеть Большой Москворецкий мост.
— Я прогуляюсь. Отвезёшь Родина и свободен, — сказал Белкин и пожал мне руку.
Анатолий Ростиславович вышел из машины, аккуратно захлопнув дверь. Медленно пошёл по тротуару, забивая табак в трубку.
— Устал генеральный. В Министерстве на него и на Самсонова постоянно наседают. Гляди ещё и уберут, — предположил водитель и поехал дальше.
Не хотелось бы.
В следующие несколько дней я только и делал, что отдыхал дома. Съездили с Верой во Владимирск. Проведали и бабушку, и тёщу, и даже Костю Бардина с его супругой. Она же, по совместительству, двоюродная сестра Веры.
Костян напомнил, что в следующем году круглая дата — 10 лет, как мы поступили в лётное училище. Не юбилей окончания, но собраться бы стоило. Тем более что Рыжов зовёт к себе в Белогорск. Он там уже и дом себе построил, и ещё детей нарожал.
Отдых был бы очень кстати. Вот только не всегда удавалось не просыпаться в холодном поту. Не прошли бесследно дни в американском заточении.
По возвращении в Циолковск, я совершил несколько поездок в Сокольники на обследование. Пока результаты были хорошие. Никаких отклонений.
Белла Георгиевна требовала ещё и ещё осмотров и анализов, а я уже устал ходить по кабинетам и смотреть в удивлённые лица врачей.
Тем не менее, внеочередное обследование мне нужно было пройти. Катапультирование, множество посадок на палубу, плен и интенсивные полёты требовали, чтобы к организму отнеслись соответствующе.
Массажи, иглоукалывание, сауна, всякие ультразвуки и просто прогулки в парке Сокольники под ручку с женой благотворно повлияли на общее состояние.
Всё же меня загнали на врачебно-лётную комиссию. Врачи были пройдены, анализы сданы, барокамеру отсидел. Оставалось зайти в кабинет председателя и получить вердикт.
В назначенное время я прибыл к кабинету, где доводят результаты освидетельствования.
— Вы сюда? — спросил у меня парень, пришедший на костылях и указывающий на дверь.
— Да. Могу пропустить.
— Я уже никуда не тороплюсь. Отлетался, — тяжело выдохнул парень и сел рядом.
— Катапультирование?
— Оно самое. Второе. После первого решил долго не восстанавливаться. Вот и результат. При повторном где «тонко», там и порвалось. Точнее сломалось, — расстроено произнёс мужчина.
— Вот и я так же. Отдохнул. Теперь в воздух хочу. Два месяца уже не летаю, — сказал я, пролистывая медицинскую книжку.
Парень посмотрел на меня и слегка улыбнулся.
— Всё бы отдал, чтоб в воздух подняться на МиГе или Сушке. Но думать надо было раньше. Теперь вот быстрее вертолёта мне не дадут пилотировать. Ты бы тоже не торопился. Ещё месяц выдержи, а потом постепенно возвращайся. Небо умеет ждать, — сказал парень и похлопал меня по плечу.
Дверь кабинета открылась. Вышла секретарь ВЛК и позвала меня.
— Спасибо за совет! — поблагодарил я парня и зашёл в кабинет.
Председатель ВЛК сидел во главе стола. По правую руку начальник отделения врачебно-лётной экспертизы и другие врачи. В том числе и Белла Георгиевна.