Авиатор: назад в СССР
Шрифт:
Несмотря на то, что Водолажский будет командиром, он совершит более 120 вылетов, сбросив тонны блокирующих материалов. Доза облучения, полученная им, будет превышена в три раза. Его не станет в 1992 году. Только через три года после смерти ему будет присвоено звание Героя Российской Федерации.
К концу недели, как и было запланировано, объявили командирские полёты. В этот день именно моя группа должна была слетать на допуск к самостоятельным полётам. Крайние со всего потока.
Со стороны немного завидно было видеть, как вылетевшие самостоятельно падают из кабины на руки своих
— Упражнение 6 вы уже освоили. Мы, даже справились быстрее положенных 12 полётов. Сегодня посмотрим в плановой кто с кем полетит. Форму одежды не нарушать. Лапу к голове прикладывать не забывайте, если увидите начальников, — говорил Нестеров после утренней газовики самолёта.
— И как их узнаешь, Николаич? Они ж без погон? — негодовал Макс.
— Курков, в лицо должен знать. Ну, или методом «военного леща».
— Это как? Бить будут?
— Нет. Мимо пройдёшь, руку не приложишь к «кастрюльке» своей и столько на тебя помоев словесных выльют. Да лучше бы один раз ударили, чем потом до следующих командирских полётов будут орать, что им воинское приветствие не отдают. Короче, приветствие отдавать всем, — сказал Нестеров и закурил сигарету.
Перед указаниями я с Николаевичем подошли к командиру звена Новикову. Ещё вчера он слетал с нами контрольные полёты. Теперь очередь комэски Реброва нас проверять.
— Курков, Бардин и Рыжов с заместителем командира эскадрильи полетят, а Родин с Ребровым. Командир полка по максимуму народ толкал в предыдущие дни на допуски летать, чтоб кто-нибудь не попал под раздачу, — сказал Новиков.
— Да уже многие слетали. Моя группа опять самая крайняя. А Крутов будет? — спросил Нестеров, выписывая информацию с доски.
— Да он сказал, что парами с кем-то полетает или с уже допустившимися к самостоятельным. Мол, штаны поддержать. Прокатило нас, Николаич, — обрадовался Новиков, однако у меня предчувствие было обратное.
И почему оно меня не подводит? Перед окончанием предполетных указаний, Добров довёл несколько изменений в плановой таблице полётов. Видимо, с прямого распоряжения Крутова, сидевшего на первой парте. Я даже не удивился, услышав, что 880й летит контрольный полёт с 001, коим и являлся начальник училища.
Как только указания закончились, Нестеров, Новиков и Ребров буквально обступили меня со всех сторон. Столько советов я в своей жизни ещё не слышал.
— Всё, ты готов. Пошли представляться..., — сказал Ребров, но сзади подошёл командир полка и дал указанием всем нам четверым построиться для доклада Крутову. Большая у нас делегация!
Генерал выглядел спокойным. Не то, что Граблин в своё время, нагреб мне кучу вопросов и трепал нервы до самой посадки в кабину. Сейчас мы спокойно стояли строем у самолёта, в ожидании генерала. Крутов появился вместе с Добровым на стоянке, аккуратно обходя спереди или за отбойниками запускающиеся борта. Сдуть может сильно, если попасть под воздушный поток за самолётом.
— Курсант Родин, вы готовы к вылету? — спросил Крутов, доставая из кармана свой наколенный планшет. — Не смущает ли вас,
— Никак нет, товарищ генерал! К вылету готов.
— Это хорошо. Третий раз уже встречаемся с вами за время обучения в училище. Слишком много для курсанта первого курса.
— Он готовился лететь с командиром эскадрильи, Николай Евгеньевич, — сказал Добров, принимая от Крутова фуражку. — Разрешите отправить Родина на осмотр?
Начальник училища кивнул и отвернулся в сторону, подозвав к себе Доброва. Они о чём-то говорили, но услышать это было нельзя. Слишком шумно стало на аэродроме. После занятия места в кабине, я начал все необходимые мероприятия.
— Мои требования следующие — ты летишь, я контролирую. Вмешиваться в управление не буду, но оценка будет состоять из многих составляющих. Всё, согласно нормативов Курса. Понял? — сказал генерал, как только я начал включать автоматы защиты сети.
— Так точно.
— Стекло доверни на себя, чтобы я мог смотреть за твоими действиями, — указал Крутов на небольшое зеркальце с левой стороны. Вот именно такой неодушевлённый «стукач» внутри кабины постоянно портит впечатление от проделанной работы.
После взлёта, Крутов задал пару вопросов по параметрам полёта, какие ориентиры я наблюдаю, и что буду делать на следующем этапе.
— 880й, дальний, конвейер, — запросил я.
— Кх... кх, проверь вы... пуск, — сказал Крутов, заметно кашляя. Свою фразу он не договорил.
Ручка резко затяжелела, как и педали. Как будто опять лечу с Граблиным, и тот снова пытается меня «залетать».
— Управление... затяжелело, — кряхтел я, но на выравнивании плавность хода вернулась. Будто какой-то груз сбросили.
Передо мной за минуту до этого свой полёт завершил Макс, освободив полосу и руливший на стоянку.
— 880й, конвейер, закрылки во взлётном, — доложил я РП, переводя рычаг управления двигателем в положение «Максимал»
— Разрешил, 880й.
Взлетевший передо мной экипаж стал расплываться в воздухе, становясь почти не видимым на фоне безоблачного неба. Там свой контрольный полёт заканчивал Костя Бардин, летевший вместо меня с Ребровым.
— 001й, доразведку погоды, — запросил у Крутова руководитель полётами. И зачем сейчас запрашивать, когда погода «миллион на миллион»? Возможно, поэтому генерал не отвечает. Или, всё-таки не в этом причина?
— Командир, как меня принимаете? — запросил я.
— Сади... сь, сади..., — услышал я болезненный голос Крутова из задней кабины. — Прос...то, ся...дь.
Похоже, что ему стало плохо. Если так, то надо запросить вынужденную.
— Медслужбу надо предупредить, чтобы ждали, — сказал я, нажимая кнопку СПУ для выхода на внешнюю связь. — Сопка, я 880й...
— Я сказал... лети и садись, как положено. Второй... третий, — перебил мой доклад Крутов, зажав СПУ у себя.
Не хочет свою проблему выставлять на показ. За такое могут и списать. А Николай Евгеньевич только генерала получил. На секунду промелькнула мысль доложить в обход его приказа, ведь сейчас я нарушаю, в том числе Инструкцию лётчику, подписанную более высокими начальниками. Прибавить скорость тоже нельзя, догоню впереди летящего.